фото: Геннадий Черкасов
Экономические гуру под факторами производства понимали землю (природные ресурсы), капитал (средства производства и деньги), а также труд (рабочую силу). В середине ХХ века в перечень добавились компетенции (знания, умения, навыки), воплощающиеся в новых продуктовых, социальных и управленческих технологиях. Классики придерживались мнения, что политическая власть находится в руках тех, кто владеет наименее доступными и труднозаменяемыми факторами производства. В смитсианские времена и до того власть принадлежала землевладельцам, в эпоху Маркса государство контролировалось капиталистами как собственниками средств производства и ликвидности. Наконец, в недавнем прошлом многие были участниками неудачного цивилизационного эксперимента, когда власть в отдельных экономических системах перешла к собственникам рабочей силы («человеку труда»). Печальный финал того опыта побуждает к рассмотрению альтернативных социально-управленческих сдвигов, сопровождающих развитие экономической, а за ней — политической культуры. Суть произошедших перемен в экономике, пожалуй, наиболее точно еще в 60-х выразил Дж. Гелбрейт: «Власть перешла к новому фактору производства... это совокупность людей, обладающих разнообразными техническими знаниями, опытом и способностями, в которых нуждается современная промышленная технология и планирование». К технократам, если быть точным. Аналогичные трансформации, правда, с некоторым историческим запаздыванием, происходят и в политике. Сложно назвать Б.Обаму, Д.Кэмерона или А.Меркель ставленниками хозяев промышленного или финансового капитала — скорее, они выражают интересы тех самых технократов, научно-технические предки которых без особого напряжения в свое время брали власть в экономике. Кардинальный передел политических оснований и прав собственности на факторы производства, вихрем пронесшийся во многих государствах в 90-х, привел к тому, что в отдельных странах старый институциональный (читай — правовой) уклад был разрушен, а новый по разным причинам так и не построен. В результате, осознав преимущества правового вакуума, к власти пришли не юристы, экономисты или технократы, а новая, доселе малоизученная каста толмачей (переводчиков, комментаторов). Новоявленные персонажи не столько соблюдали, сколько устанавливали собственные правила, обязательные для исполнения всеми членами властных группировок. Толмачи как никто другой понимали выгоды от слабой законодательной базы, поэтому были крайне заинтересованы в пролонгации правового дефицита. Слабость исправного нормативного порядка позволяла насаждать собственную, модифицированную под клановую, систему псевдоправовых координат. При этом если представители властной конструкции еще как-то могли руководствоваться им одним известными принципами, то общество не могло так жить по определению, поскольку правилами попросту не владело. Отсюда короткая скамейка пригодного к «употреблению» кадрового резерва — посвященных все меньше. Логичный вопрос о мотивах, помимо, естественно, тщеславия, прибавлявших сил толмачам на пути к политическим вершинам, разрешается раскрытием возможных выгод. Реализация честолюбивых помыслов о движении в направлении странового процветания оказывается ложной версией, исходя из анализа действий толмачей уже в первое время пребывания на политическом олимпе. Остаются имущественные интересы. Это не столько деньги (их количество в личном распоряжении со временем становится абстракцией), сколько те самые факторы производства, о которых говорилось в начале. С получением прав собственности на общественный сектор (оборону, безопасность, инфраструктуру, здравоохранение, образование, науку, культуру) и бюджетные отношения круг непрерывного обогащения логично замкнулся. Препятствование объективному усилению экономического влияния обладателей компетенций становится одной из важнейших причин отставания национальных хозяйств от общемировых скоростей развития. Приход истинных (не «ряженых») технократов в политику (в касту толмачей) невозможен, так как повлечет либо духовный диссонанс у технократов, либо распад самого властного клана. Свидетельством сопротивления наступлению техноэпохи является ситуация с подготовкой специалистов. Хорошее, качественное образование описываемым политическим системам без надобности. Если бы одной из их задач было даже не достижение технологического превосходства, а недопущение технологического отставания, в этих странах присутствовали бы и современная образовательная база, и квалифицированный преподавательский состав, и успехи новых поколений специалистов. А бюрократические отпрыски не грызли гранит науки в зарубежных образовательных учреждениях. Интеллект, компетенции, в отличие от производственных активов, неотделимы от владельца. Отсутствие каких бы то ни было технологических пунктов в «дорожных картах» толмачей и подконтрольных им крупнейших корпораций исключает реинкарнацию «железных занавесов» или более продвинутых «чеболей». В то же время массовая технократическая эмиграция, а среди оставшихся носителей компетенций — стремительная деградация неизбежно способствуют разрушению остатков прежней техноструктуры. Толмачами не артикулируется и запрос на контроль над технократами, а публичная риторика на поверку оказывается действиями, направленными на минимизацию неблагоприятных общественных изменений. Но чем могут помочь увещевания, если, как в первых фордовских автомобилях, колеса «не дружат» с рулем, а компетенции подменяются кумовством и фаворитизмом? Распространенное мнение, что контроль над энергетическими ресурсами и инфраструктурой может продлить властвование толмачей и их приспешников на неопределенно долгое время, неверно по нескольким обстоятельствам. Во-первых, энергетическое ресурсное потребление неуклонно сокращается. Так, в 2013 г., несмотря на относительно высокие цены на нефть, экспорт углеводородов во многих странах стал самым низким за последнее десятилетие. К тому же цены на нефть нынче определяются исходя из критериев фондового рынка, то есть обрушиться могут быстро и глубоко. Еще одно обстоятельство: с 2014 г. в ЕС в полную силу начинает работать Третий энергопакет, по которому поставщики не смогут совмещать две прежде неразделимые функции: производителя и логистика. Во-вторых, физический и моральный износ объектов инфраструктуры сказывается на качестве предоставляемых услуг. Рост инвестиционной активности маловероятен по причине недостатка средств в бюджетах, с одной стороны, и долгосрочных инвестиционных задач крупнейших корпораций, с другой. В-третьих, не следует игнорировать динамические изменения в возрастной, образовательной, квалификационной структурах общества, а также многократно возросшие темпы глобальных общественно-политических изменений. В наши дни горизонт перемен сузился с тридцати-сорока лет, как в ХХ веке, до одного-двух десятилетий. Предстоящие сдвиги в экономической, а затем и в политической конструкциях станут проявлениями объективных историко-экономических процессов. Предтечей будет глубочайший экономический кризис: хозяйственный упадок, техногенные аварии, растущий недостаток бюджетных средств и, как следствие, увеличение налогообложения, ослабление национальных валют, ускорение инфляции и рост безработицы. Но для начала толмачи примутся подчищать имеющиеся заначки. Технократам они ни к чему. |