Дорогое сырье бывает только в мышеловке

Рассуждения о том, что своими успехами последнего десятилетия Россия обязана высоким сырьевым ценам, давно воспринимаются как нечто очевидное. Если бы стоимость барреля нефти на мировом рынке осталась на уровне $24–26, каковой она была в 2001–2003 гг., страна недополучила бы за последние 10 лет более $1,22 трлн., что в 3,2 раза превышает все доходы федерального бюджета за 2012 г. О чем бы рапортовал в таком случае В.Путин, остается только гадать. Однако даже эта статистика не отражает всей той «невиданной удачи», которая улыбнулась России. Потому что она не учитывает другой значимой тенденции.

В мире любая страна выступает не только продавцом своих товаров, но и покупателем чужих. Поэтому следует обратить внимание на то, что происходило все эти годы «по ту сторону» условных торговых баррикад. А творилось там очень много интересного.

Технологический прогресс последних десятилетий не имеет себе равных в истории — и коммерциализация его результатов пришлась именно на период «дорогой нефти».

К примеру, в 1998 г. розничная цена диковинного тогда ноутбука Toshiba с цветным экраном и жестким диском в 24 Гб составляла около $7000. Баррель нефти при этом стоил $12, что означало: компьютер оценивался в 600 баррелей нефти. Сейчас ноут с диском в 30 раз большим и быстродействием, почти в 50 раз превышающим «скорости» старого, оценивается в $600–700, то есть в 5–7 баррелей чудесной земляной жидкости. Иначе говоря, в отношении к компьютерам (да и практически ко всей электронике — а она в российском импорте составляет почти 22%) нефть подорожала не в 4–5, а почти в 100 раз.

Мобильные телефоны (которые, несмотря на презентацию президенту каких-то странных девайсов, так и не производят в России) в среднем упали за это время в цене с $600–800 до $170 (то есть подешевели как минимум вчетверо, если даже не обращать внимания на улучшение качественных характеристик), а оборудование для мобильной связи снизилось в цене в пять и более раз (позже станет понятно, зачем я говорю об этом так подробно).

С распространением аутсорсинга (переноса производства из развитых в развивающиеся страны) в мире подешевело большинство потребительских товаров: одежда, обувь, игрушки, бытовая техника и мебель. Иначе говоря, Россия воспользовалась не только дороговизной своей продукции, но и заметным удешевлением импорта. И от этого дополнительно «заработала» как минимум половину того, что «поимела» от нефти.

Тут хочется порадоваться за нас, но не стоит торопиться. Потому что некоторые части мира начинают сегодня развиваться в… диаметрально противоположном направлении.

Все знают, что есть такое понятие — валовой внутренний продукт (ВВП), или вся созданная в обществе за год добавленная стоимость. Так вот элементарная логика требует признать, что один гигантский джип Chevrolet Tahoe, на который порой ставят движок, по мощности превосходящий двигатель среднего истребителя Второй мировой войны, обеспечивает больший объем ВВП, чем три Peugeot 106. А пять новых компьютеров по $500 каждый — меньший его прирост, чем один образца шестилетней давности за $3000.

И, что характерно, даже переходя в эпоху дорогой нефти от огромных вэнов к микролитражкам, а в «цифровую» эру — к миниатюрным дешевым девайсам, западный мир умудряется демонстрировать экономический рост! Рост в условиях, когда каждое новое поколение самых ходовых товаров оказывается дешевле предшествующего!

Это совершенно новое явление, которое способно изменить многое в сложившейся мировой экономической системе. Но самое удивительное, что Россия — один из главных бенефициаров изменяющихся ценовых пропорций — идет в противоположном направлении.

В нашей стране работают лишь те отрасли, которым удается заставлять конечного потребителя соглашаться с постоянно растущими ценами на товары и услуги: добыча сырья, переработка нефти, ЖКХ, строительство, транспорт. Да еще те, которые умудряются использовать эффект снижения мировых цен на новые технологии и массовые товары: услуги мобильной связи, Интернет, розничная торговля. И, что самое парадоксальное, стоит ценам на нефть перестать повышаться, как экономический рост замирает.

То есть страны, которые вынуждены тратить миллиарды на новые технологии или максимально повышать эффективность массового производства для снижения издержек, — растут. А держава, «пожирающая» случайно полученные доходы, — останавливается…

Это означает одно: «корм» в виде сотен миллиардов нефтедолларов «в коня» не пошел. Поток неожиданных богатств не «запустил» российскую экономику, потому что он вызвал лишь повышение цен на практически то же самое количество благ, но не его увеличение.

Россия не смогла увеличить основные производственные показатели выше позднесоветских уровней. Строить жилья мы не стали больше, продукция сельского хозяйства (за небольшими исключениями) стагнирует. Да, мы выпускаем больше автомашин — но почти не производим десятков товарных позиций, которые изготавливали прежде. Даже нефти и газа из недр мы не можем выкачать больше, чем в 1989–1990 гг. в РСФСР!

Стремительный рост благосостояния обеспечивается тремя факторами: во-первых, повышением денежных доходов за счет роста цены на нефть и газ; во-вторых, снижением цен на значительную часть импортируемых товаров и улучшением условий торговли; ну и, в-третьих, огромным недоинвестированием в основные фонды и проеданием советского наследия.

Мы практически не строим ни железных, ни автомобильных дорог, не улучшаем инфраструктуру, не сокращаем зависимость от импорта ни по одной, даже по самой критически важной, позиции.

Есть ли возможность исправить ситуацию?

Думаю, да. Если осознать, что в современном мире повышение цены на товар без повышения его качества есть не естественный процесс, а опасная аномалия.

В начале 1980-х годов нечто похожее происходило в Латинской Америке, когда резко выросшие цены на руду, бокситы и нефть вызвали «головокружение от успехов», рост государственных расходов и долга — и обернулись «потерянным десятилетием».

России нужна стратегия, которая позволила бы использовать высокие мировые цены на ресурсы и низкие — на технологические товары. Стратегия эта просматривается довольно отчетливо: нужно не изымать у нефтяников «сверхдоходы» и направлять их в бюджет, а радикально снизить внутренние цены на сырье и обеспечить отечественным и иностранным инвесторам идеальные условия для создания именно в нашей стране новых промышленных мощностей.

Не нужно закапывать деньги в «Сколково» в условиях, когда технологии в мире обесцениваются стремительнее, чем когда бы то ни было прежде. Но использовать наше сырье как конкурентное преимущество для развития собственной промышленности можно и нужно — как нужно наконец повышать эффективность производства и в самом добывающем секторе. Причем как можно скорее, пока мы не потеряли наши традиционные рынки сбыта.

Более того.

Мы не можем знать, какие тенденции возобладают в глобальной экономике в ближайшие годы. Возможность появления новых методов добычи энергоресурсов и новых технологий производства, позволяющих сократить использование основных сырьевых товаров, может не только обрушить цены на рынках полезных ископаемых, чего так боится наша власть.

Все это может побудить власти западных государств — особенно при неблагоприятных политических трендах — стимулировать реиндустриализацию собственных экономик, сокращая зависимость от периферийных стран. Такой процесс способен поставить точку в «нисходящей гонке» цен на большинство высокотехнологичных товаров. И тогда Россия больше не сможет пользоваться даже не одним, а обоими преимуществами, которые открыла ей глобальная конъюнктура 2000-х годов.

Нет, я не нагоняю ужаса, но призываю задуматься о том, сколь соответствует глобальной экономической логике наша хозяйственная политика. Как и о том, долго ли может страна позволить себе оставаться настолько несовременной...