Глобальная роль доллара мешает росту экономики США

Недавно комментатор газеты The Washington Post Роберт Сэмюэлсон вспомнил слова, когда-то сказанные о долларе Валери Жискар д’Эстеном: бывший президент Франции назвал статус «гринбэка» как главной международной валюты «несоразмерной привилегией». Это было сказано в доглобализационные времена, когда в мировой экономике не было той глубокой взаимозависимости экономик и валют, которые существуют сегодня.

Но и сейчас многие, в том числе и не в последнюю очередь в России, негодуют по поводу особого глобального статуса американских «зеленых бумажек, которые печатают, ничем их не обеспечивая». На разных азиатско-постсоветских форумах говорят о необходимости новой, альтернативной мировой валюты или нескольких валют — типа рубля и китайского юаня. Правда, в последнее время говорить на эту тему стали несколько меньше, а долларов в золотовалютных резервах не убавилось.

В начале этого года объем международных резервов Банка России, как сообщал РБК, составлял 530,4 млрд долл., из которых 45,5% приходилось на доллары США, 41,7% на евро, а остальное держали в британских фунтах, японских иенах, канадских и австралийских долларах. Если посмотреть на золотовалютные запасы в общемировом масштабе, то доля в них долларов США составляет более 60%. У самого крупного держателя резервов иностранной валюты, КНР (запасы китайского Центробанка превышают $3,3 трлн), доллары США составляют порядка 70% — агентство Reuters недавно привело такую оценку представителя Банка международных расчетов.

В каком-то смысле роль американской валюты действительно представляется «несоразмерной привилегией» — с той точки зрения, что даже валютные операции между странами, имеющими минимальную торговлю с США, осуществляются в долларах. «Несоразмерная привилегия» — это, кстати, название новой книги экономиста из Университета Калифорнии в Беркли Барри Айкенгрина. В ней он, в частности, приводит такой пример: Южная Корея и Таиланд деноминируют свой экспорт на 80% в долларах США, хотя из всего объема их экспорта в США идет лишь 20%. Или еще один пример: в той же Южной Корее, скажем, оптовый винный торговец закупает партию чилийских вин; платит он при этом не чилийскими песо, а американскими долларами. 85% всех международных торговых транзакций, пишет профессор Айкенгрин в газете The Wall Street Journal, совершаются в долларах США.

Айкенгрин отмечает еще один момент: привлекательность доллара «отражает уникальную глубину рынков по торговле деноминированными в долларах долговыми ценными бумагами. Масштабы этих рынков таковы, что они... делают доллар самой удобной валютой для ведения бизнеса. И это в одинаковой мере относится к корпорациям, центральным банкам и правительствам».

Ну и, конечно, есть еще и такой немаловажный факт: в мире все торговые сделки по нефти деноминируются в долларах. И по пшенице тоже. И по многим другим видам товарно-сырьевой продукции.

«Иначе говоря, — суммирует свой валютный экскурс профессор, — «гринбэк» является валютой, которая принадлежит не Америке, а всему миру». Хорошо ли от этого Америке? Большой вопрос. Профессор Айкенгрин отвечает на него отрицательно. А Роберт Сэмюэлсон на страницах The Washington Post называет особый статус доллара его «проклятием».

На первый взгляд вроде все чудесно. Благодаря своей «несоразмерной привилегии» США в отличие от большинства других стран могут расплачиваться за импорт не чужой, а своей валютой. Другим государствам приходится для закупки импорта сперва заработать доллары или евро посредством экспорта. Америка печатает доллары сама.

Однако у разных стран мира гораздо больше долларов, чем им нужно для экспорта товаров из США: долларами расплачиваются во взаимной торговле (не с Америкой), в долларах идут сделки по нефти и пр., в долларах держат свои валютные резервы центробанки. Это означает, что спрос на доллары в мире хронически высок, и из-за этого высок обменный курс американской валюты. Результат — удорожание американских товаров, сокращение экспортных возможностей США (наряду с удешевлением импорта из других стран). Дороговизна доллара — одна из главных причин того, что начиная с 1980 года внешнеторговый баланс США каждый год в минусе: импорт превышает экспорт.

Пока экономическая конъюнктура в Америке и в мире была благоприятной, это не играло большой роли. Но «Великая рецессия» конца 2000-х годов, от которой мировая экономика не оправилась до сих пор, заставила многие страны прибегнуть к тактике удешевления своих национальных валют с целью получения экспортных преимуществ на международном рынке. Экономист Фред Бергстен из вашингтонского Института Питерсона (этот институт специализируется на проблемах международной экономики) утверждает, что центробанки более 20 стран регулярно скупают доллары и евро «для поддержания избыточно высокого курса этих валют и занижения курса валют своих стран — в основном с целью увеличения своей конкурентоспособности и наращивания положительного сальдо во внешней торговле». В числе этих стран даже такие высокоцивилизованные экономики, как Швейцария и Дания.

Известный экономический журналист, лауреат Пулитцеровской премии Дэвид Уэссел пишет на страницах The Wall Street Journal, что «японская иена с сентября (по май. — И.Б.) упала по отношению к доллару США на 25% — это падение простимулировали новое правительство и Центробанк Японии». (Недавно иена внезапно подскочила, но пока не ясно, надолго ли это. — И.Б.) Далее Уэссел говорит о недавнем падении швейцарского франка и израильского шекеля.

Ну и, конечно, в этом перечне примеров просто обязан присутствовать Китай — о нем Уэссел пишет: «Китайский юань растет — за прошлый год он вырос по отношению к доллару на 3%, но лишь теми темпами, которые дозволяет правительство». Разногласия и споры на тему курса юаня не сходят с повестки дня китайско-американских переговоров всех уровней; США пытаются добиться от КНР существенного повышения курса китайской валюты, чтобы сократить гигантский дефицит в торговле Америки с Китаем — в 2012 году он составил $315 млрд, что является абсолютным рекордом всех времен и народов.

Но «валютных войн» в мире нет — это не более чем броская фраза, часто используемая в нашем, журналистском цеху. Во всяком случае знающий толк в этих вопросах профессор Айкенгрин однозначно говорит, что никто ни с кем не воюет.

Другое дело — трения между странами, они имеют место. Причем понижение правительствами курса национальной валюты иногда даже особых трений не вызывает: когда валюта дешевеет в результате дополнительной эмиссии денег (т.н. количественное смягчение), это считается как бы «о’кей». Такой «о’кей» получают от партнеров по мировой экономике США и Япония. А вот когда некто — и в первую очередь конкретно Китай — сбивает стоимость своей валюты путем вмешательства в рыночные механизмы обмена валюты, то это — «не о’кей». Это — незаконный способ получения преимуществ в международной торговле, «кража спроса» у других стран.

Правда, когда по просьбе США тот же Китай теми же нерыночными механизмами разворачивает курс юаня в противоположную сторону, «на север», это — «о’кей». Такая вот диалектика. Правда, многим (не в последнюю очередь в России) она кажется неправильной.

Российский рубль тоже гуляет не на свободе, а на «поводке». В свободное плавание его могут отпустить в 2015 году — об этом сообщил прошлой осенью первый зампред Центробанка Алексей Улюкаев. По его словам, это предусматривает проект основных направлений денежно-кредитной политики на 2013—2015 годы. Сейчас Банк России проводит т.н. курсовое таргетирование, удерживая курс рубля в пределах заданного валютного коридора. Диапазон допустимых колебаний устанавливается не для пары рубль—доллар, а применительно к бивалютной корзине, состоящей на 55% из долларов и 45% — из евро.

Плохо то, что в мире не выработаны механизмы разрешения валютных споров между странами. Как пишет в The Wall Street Journal Дэвид Уэссел, Всемирная торговая организация этим не занимается: она лишь решает, какая внешнеторговая тактика законна, а какая — нет. Международный валютный фонд вроде как должен заниматься, но не занимается. Из-за этого «трудно принимать меры к тем, кто на самом деле осуществляет валютные манипуляции». А это, в свою очередь, чревато очень плохими последствиями: для оживления роста глобальной экономики нужна координация усилий, вместо которой каждая страна тянет одеяло на себя; а когда экономика упорно не желает выздоравливать, то действовать по принципу «каждый за себя» и удешевлять свои валюты будут все чаще.

На бытовом уровне распространено мнение, что если у страны экономические дела идут плохо или так себе, то ее валюта должна дешеветь — она ведь вроде как «мало чем обеспечена». К американской валюте такая обывательская логика не имеет отношения — все происходит с точностью до наоборот. Когда дела идут плохо — будь то в самой Америке или в другом экономически важном районе мира (Европа, Китай, Япония и т.д.), — доллар растет. Вот один конкретный пример последнего времени.

3 июня агентство деловых новостей Bloomberg сообщило о сокращении промышленного производства в Америке, а также Китае и еврозоне. Говоря о причинах этого явления в США, аналитик компании Janney Montgomery Scott LLC (г. Филадельфия) Гай ЛеБас отмечает, что «медленный темп корпоративных инвестиций и сокращение государственных расходов серьезно тормозят рост промышленного производства». В ближайшие месяцы его рост не ускорится, считает эксперт, и это негативно отразится на экономической динамике в целом — по крайней мере во втором квартале. В свете таких новостей, казалось бы, доллар должен покатиться вниз — но нет, конкретно в день 3 июня он, наоборот, полез вверх. На московской бирже в этот день доллар вырос на 25 копеек.

«Глобальная валюта, — пишет Роберт Сэмюэлсон в The Washington Post, — требует двух качеств — доверия и пользы. Люди — правительственные чиновники, финансовые менеджеры, руководители корпораций, потребители — должны верить, что деньги сохранят свою стоимость и что другие люди будут их без проблем принимать». По этим двум параметрам американский доллар не имеет себе равных в мире. Доверие к нему пошатнулось лишь в 1977—1981 годах, когда инфляция в США составляла в среднем 10% в год. Но уже в 80-е годы инфляцию взяли под контроль, доверие к доллару вернулось и сохраняется по сей день, несмотря на вашингтонские финансовые неурядицы типа пресловутого бюджетного секвестра.

Когда вокруг все плохо, деньги вкладывают в наименьшее из зол, коим являются долларовые инвестиции — деноминированные в долларах ценные бумаги (от казначейских обязательств правительства США до акций американских компаний), американская недвижимость и просто американский кэш, доллары. На примере последнего кризиса мы могли убедиться в том, что американская экономика лучше держит удар, чем европейская. Экономика США по объему составляет четверть мировой, она не намного меньше суммарного ВВП 27 стран Евросоюза. У нее не 17 экономических политик, как в зоне евро, а одна, скоординированная с Центробанком — Федеральной резервной системой США. В ее основе — самодостаточный внутренний рынок, которого нет в Китае. Она диверсифицирована и не зависит от нефтегазовой конъюнктуры, как экономика России.

Последние пять лет российские власти призывают народ хранить деньги в рублях. Народ еще хранит: по данным Агентства по страхованию вкладов, большинство россиян держит сбережения в национальной валюте — депозиты в рублях дают более высокую доходность. Но может наступить момент, когда о доходности забудут ради сохранности. И тогда на авансцену снова выйдет Он — весь в зеленом.