Куда повернет рубль?

Модератором заседания был единогласно избран Николай Вардуль.

Николай Вардуль:

— Валютный рынок ждут интересные времена: с одной стороны, будет всё больше евро, с другой стороны, так как центральные банки меняют структуру резервов, то коммерческим банкам недостает уже и долларов. От ФРС требуют 2 триллиона новых «хрустящих».

При этом цена нефти Brent уже падала ниже $90 за баррель.

Давайте попробуем разобраться в этой картинке. Я буду задавать вопросы, и все вместе попробуем на них ответить.

Начнем вот с чего. Родное Минэкономразвития исходит из того, что в 2012 году неизбежна европейская рецессия. Несколько вопросов:

наступит ли эта рецессия? как быстро?

как это повлияет на мировую экономику в целом?

Главная проблема в том, что идет на закат конкурентоспособность европейской экономики. Как с этой проблемой будет справляться Европа? И что в этой связи делать России?

Александр Осипов:

— Сегодня нет факторов, которые могли бы показать, что завтра наступит драйв в экономике Европы. Но я не согласен с тем, что европейская экономика неконкурентоспособна...

Николай Вардуль:

— Я сказал, что конкурентоспособность падает.

Александр Осипов:

— Нет, я не согласен с тем, что она существенно ухудшается. При этом в любом случае ожидания негативны, потому что европейская экономика является одним из крупнейших потребителей большинства российских экспортных товаров, влияет и на цену этих товаров, и на объем продаж, и, соответственно, на всю финансово-бюджетную систему страны.

Что мы можем предпринять? Каким должен быть курс рубля, чтобы мы адекватно отвечали на внешние вызовы? По нашему мнению, рубль был завышен, и сегодня удобное время, чтобы понемногу возвращать его к реальной стоимости. Темп этой девальвации должен быть 33 рубля, 33,5 рубля сегодня и 34 рубля, 34,5 рубля к концу года.

Антон Струченевский:

— Мировая экономика в кризисной ситуации начиная с середины 2008 года. Причины постоянны: бюджетная политика, колоссальные дефициты (посмотрите на Грецию, Испанию, Португалию, Америку).

Не решены глобальные проблемы той же самой американской экономики, у которой бюджетный дефицит достигает 10% ВВП. Пока дисбалансы в мире сохраняются, пока они не будут хотя бы снижены, нас будет лихорадить.

Возникает вопрос: а что происходит с российской экономикой и как мировой кризис на нас воздействует? Все помнят кризис 2008 года и крайне неприятные последствия, с которыми столкнулась Россия. Сейчас, на мой взгляд, ситуация выглядит несколько лучше, российская экономика выглядит гораздо более устойчиво по сравнению с 2008 годом.

Николай Вардуль:

— Стоп. Есть исследования Высшей школы экономики: да, банки стали устойчивее, потому что с 2008 года на Западе им кредитов не дают, единственная поддержка от ЦБ. Это плохо, но с точки зрения устойчивости хорошо. Дальше. Доля резервных фондов ВВП в 2008 году была выше, чем сейчас. Доля госрасходов в ВВП выросла. Цена нефти, при которой бюджет сводится бездефицитно, выросла. В этих условиях говорить о том, что кризисоготовность российской экономики увеличилась, на мой взгляд, рискованно.

Антон Струченевский:

— Я рискну. Хочу напомнить, во втором полугодии 2011 года активно обсуждалась та же тема коллапса еврозоны, что породило колоссальный отток капитала, однако на российской экономике это не сильно сказалось. Рост ВВП остался на уровне 4,3%. Была девальвация рубля, но именно это и позволило абсорбировать внешний шок. Отличие, безусловно, от той ситуации, с которой мы сейчас столкнулись: тогда цены на нефть были на достаточно высоком уровне: 100–110 долларов за баррель. Сейчас, безусловно, произошла некая коррекция цен на нефть.

Однако уровень 90 долларов не так уж страшен для России. Часто говорят о так называемом уровне цен на нефть, при котором бюджет балансируется, сводится без дефицита. Это примерно 110 долларов за баррель в среднем за год. Если цены на нефть упадут — безусловно, появится дефицит. Вопрос: насколько он будет большой. Но ведь для бюджета очень важно не только где находится цена на нефть, но и какой обменный курс рубля.

Николай Вардуль:

— Не только где находится, но и куда движется цена на нефть.

Антон Струченевский:

— При снижении цены на нефть рубль падает. Хороший пример — это опять же прошлый год, когда девальвация рубля привела к тому, что бюджет оказался вообще в профиците. И это при цене на нефть по факту меньшей, чем та, при которой Минфин оценивал бездефицитный уровень. По моим расчетам получается, что даже при снижении цены на нефть среднегодовой до 80 долларов за баррель, при условии девальвации рубля до 36 рублей за доллар дефицит бюджета будет порядка 3% от ВВП. Зато начинает работать компенсационный механизм. Девальвация — это, безусловно, неприятно, но это переживаемо.

По поводу нашей зависимости от внешнего капитала. Этой зависимости нет. Нам просто никто не дает в долг. В 2008 году российская экономика была очень сильно перегрета, и те инвестиции, хотя и быстрорастущие, не всегда были разумными и эффективными. То, что доходы населения быстро росли, это тоже не всегда было оправданно. Напомню, тогда доходы населения росли по 15% в реальном выражении в год, а производительность труда увеличивалась на 5%. Итог: высокая инфляция. Это опять же свидетельство перегрева.

Сейчас, возможно, без притока дешевого капитала Россия развивается медленнее, но нынешняя модель роста более устойчива. Безусловно, основным потребителем нашего экспорта является Европа. А что мы, собственно говоря, продаем? Продаем нефть и газ. Это товары, слава богу, спрос на которые в физическом выражении более-менее постоянный. Это очень важный момент. Это означает, что цены на нефть могут корректироваться, но сами по себе объемы того, что мы продаем в Европу, останутся более-менее постоянными. Этот фактор будет также стабилизировать нашу экономику.

Еще один момент. У нас за последние годы имел место серьезный рост обрабатывающей промышленности. И вся эта продукция кем-то потребляется. Потребляется на внутреннем рынке. ВВП России растет не за счет того, что увеличивается экспорт, а за счет того, что растет спрос на внутреннем рынке. И это очень важный момент, который тоже добавляет стабильности.

Залогом успеха, на мой взгляд, является сбалансированная бюджетная политика и политика плавающего обменного курса.

Дмитрий Белоусов:

— Главная сейчас проблема: не работают ни шоковый, ни пессимистический сценарии.

В Европе нет новых драйверов роста, нет новых идей роста; они если где и есть, то в Штатах или в рамках улучшающих инноваций в Китае. Проблемы остаются: старение населения плюс избыточная социальная нагрузка, плюс политический баланс, который не дает возможность принимать более-менее кардинальные решения, такой новый популизм в дурном смысле слова. Ситуация в Европе вползает в некую полуяпонскую ситуацию, где в ядре, может быть, будет какой-нибудь рост, а на старой периферии, похоже, что вообще ничего не будет, а будет серия микрокризисов, рост может проявиться на новой периферии, в Восточной Европе.

Но главная проблема — это Китай, где начинается торможение. Ну и, наконец, проблема: а правда ли, что начинается рост в Штатах, поднимаются они достаточно плохо, потому что они принимают стимулирующие меры и одновременно дестимулирующие, срезая свой гособоронзаказ, например, который традиционно неплохо экономику поддерживает. Но все равно со Штатами надежды связаны в наибольшей степени.

Теперь про Россию. Мы, безусловно, лучше готовы к кризису. Сейчас у нас не перегрев, а недогрев, нам где-то 1–1,5 процентного пункта до нормального роста не хватает. Это рождает известные социальные проблемы. Разумеется, очень существенный фактор — плавающий курс, который, с одной стороны, дестимулирует спекулятивные атаки, потому что в том же 2008 году мы до зимы почти прожили в режиме, когда мы одновременно пытались поддерживать курс и спасать финансовую систему. Это создавало уверенность для спекулянтов: ты можешь крутануться, а потом вывезти по заранее известному курсу, который родное правительство поддерживает. Сейчас у нас никто никакой финансовый рынок поддерживать не собирается.

Отсюда ключевой вопрос — это баланс между стабилизацией и развитием.

Василий Солодков:

— Если говорить о банковской системе, мы принципиально отказываемся от формирования ее на базе внутренних ресурсов, как это делается в США, в Европе. Из множества инструментов, которые позволяют решить проблему с пассивами, мы выбираем наихудшие — безотзывные вклады. Сложно найти желающих размещать средства в банках без права изъятия на 5 лет. До кризиса ресурсной базой были зарубежные рынки, а потом средства ЦБ.

Каким должен быть курс рубля? Нельзя сразу сидеть на двух стульях. Если в 2005 году решили, что рубль — это свободно конвертируемая валюта, надо прекратить регулировать курс.

Игорь Николаев:

— Сначала о Европе. Конечно же, там рецессия. В целом еврозона в минусе. Но в этом и есть специфика кризиса, это кризис современной экономической модели экономики.

Про Россию. Чудес не бывает. За счет чего сегодня сохраняется экономический рост? Да больше чем на 50% за счет двух видов экономической деятельности: торговля +9,1% и финансовая деятельность +16,1% (по итогам I квартала 2012 г. в годовом выражении).

Мы говорим, что готовы лучше. У нас что, денег больше для готовности? Денег меньше. Недаром Минфин предлагает уже сегодня сокращать пенсионные и оборонные расходы. Денег в бюджете меньше, а обязательств гораздо больше — это прямые свидетельства, что мы готовы хуже. Когда я слышу аргумент: зато отработаны механизмы противодействия кризису, я сразу задумываюсь: вообще-то минус 7,8% падения по ВВП в 2009 году — это один из худших показателей в мире. Мы так применяли свои меры, что оказались на 176-м месте из 183 стран по темпам роста в наиболее острый кризисный год. Чем мы гордимся? Плюс отток капитала, который сейчас есть: январь — май под 47 млрд. долларов. Экономика вроде бы растет, а деньги бегут. Это нонсенс!

Николай Вардуль:

— У нас два полюса. На одном — большинство. Они скептики: в Европе плохо, Китай спотыкается, про Японию говорить не будем, в Америке не все здорово. Тупик.

Есть другая точка зрения, Антон Струченевский представляет апологетичную позицию по отношению к той модели экономики, которая у нас есть. В общем, не так уж страшна нам их рецессия — у нас есть внутренний рынок, который будем укреплять.

В чем еще одна специфика сегодняшнего кризиса? Она в том, что он выбран. Французы, проголосовав, сказали: что-то вы там с вашим финансовым пактом перемудрили. Греки сказали замечательную фразу (ее автор Алексас Цапсес, лидер леворадикалов), под ней я подписываюсь: «Мы не меняем демократию на финансовые договоренности».

Есть закон демократии: избиратель посылает куда подальше политиков, которые его завели в кризис. Хотя те, кого он избирает, могут увести еще дальше.

Здесь было сказано, что фундаментальная проблема сегодняшнего западного общества — кризис среднего класса. Согласен.

Идем на второй круг. Из кризиса надо выходить. Как? Как выходят сейчас, понятно. Нуриэль Рубини, и не только он, повторял европолитикам: «Почему вы не печатаете деньги?» Банки будут покупать долговые обязательства, снизится острота долгового кризиса, у банков вернется вкус к инвестициям. Евро будет ниже, повысится конкурентоспособность — и промышленность будет расти. Пока, правда, не растет.

Есть ли другие выходы?

Антон Струченевский:

— Проблемы в Европе и Америке схожие. Европе надо, конечно, печатать деньги, но и Америке надо печатать деньги. Поэтому пара доллар — евро может ходить в достаточно большом диапазоне — от 1,15 доллара за евро до 1,60 доллара за евро в этот период.

Любая масштабная эмиссия вздувает сырьевые цены. Чудесный пример — 2010 год. Если помните, в четвертом квартале 2010 года цены на нефть вдруг неожиданно подпрыгнули с 70 долларов за баррель до 100.

Дмитрий Белоусов:

— Вроде Обама все делает правильно, и технологические инициативы, и QE под это. Но. Все основные идеи, на которых идет рост, были сформулированы до середины 70-х.

Про нас. Нам сильно помогли господа арабы. Но наш газ уже замыкающий на рынке, рынок сжиженного газа растет, он гибкий, и поэтому у нас проблемы со сбытом газа.

Василий Солодков:

— Особенностью России является «суверенное» понимание общепринятых терминов, начиная от понятия «демократия» и заканчивая многим другим. Так, «Too big to fail» означает, что не должно быть такого банка, крах которого приводил к коллапсу всей системы, за что бы расплачивались налогоплательщики. Банкам предстоит делиться.

В России же за крах системообразующего банка должны расплачиваться ни в чем не виновные граждане. Пример — недружественное поглощение Банка Москвы со стороны ВТБ, когда ЦБ выделил средства, сравнимые с теми, что государство выделяло в 2008 году на спасение всей банковской системы. Везде, во всех странах мира, в период кризиса ставки снижаются, а у нас повышаются.

Игорь Николаев:

— Это кризис современной модели экономики. Значит, ее надо менять. Что такое спекулятивная модель экономики? Это когда инвестиции спекулятивного характера во все большей степени начинают преобладать над неспекулятивными инвестициями.

На примере российской экономики это выглядит так: если взять соотношение инвестиций в финансовые активы и инвестиций в нефинансовые активы, а на 99,5% это инвестиции в основной капитал, т.е. насколько инвестиции в финансовые активы преобладают над инвестициями в основной капитал, то в 2000 году это было 1,2 раза. В 2007 году — 3,2 раза, а в 2008 году — 3,6 раза.

Александр Осипов:

— Ключевым драйвером является непрерывная интенсификация. С точки зрения развития главное в экономике — промышленность. Без нормальной промышленности не может быть никакого инновационного сегмента.

Необходимы инвестиции в производство, в промышленность. Надо привлекать прямые иностранные инвестиции.

Если мы возьмем корзинку потребления, она больше чем на 70% состоит из импортных товаров. Поэтому как бы Банк России ни регулировал курс, он всегда получит инфляцию. Нам нужна политика поддержки промышленности.

Николай Вардуль:

— Драма получилась. Практически греческая трагедия. Была роль г-на Струченевского, ее сверхзадача — показать возможности движения в заданных параметрах. Ему помогал г-н Осипов. И была позиция, которая заключалась в том, что туннель есть, света мало. Драма.

Первый комментарий. Я очень рад, что с этими позициями выступили не журналисты, которых всегда обвиняют в нагнетании страстей, а представители экспертного сообщества. Второе: Дмитрий сказал о том, что мало опор, на которых можно сделать рывок.

Значит, правильно Нобелевский комитет сократил размер Нобелевских премий, признав, что не туда они все работают. А ведь мог снизить Нобелевскую премию только для экономистов.

Каждый делает свой вывод из этой драмы. По-моему, утопичен выход за счет того, что у нас есть достаточно резервов двигаться по рельсам, которые есть. Также утопичен взгляд, что куда ни посмотришь, всюду кирпич.

Это утопии с разными знаками. Я подвожу к глубокой мысли Гете: «Утопия — это реальность завтрашнего дня».

P.S. Со времен Егора Гайдара экономисты не любят публично прогнозировать цену нефти и валютный курс. Не исключение и наши эксперты. Они, кстати, дали согласие стать основой экспертного экономического клуба «МК». Определена даже повестка дня очередного заседания. Оно будет посвящено налогам. Но они все-таки пошли навстречу читателям «МК», желающим знать, сколько рублей будет стоить доллар в новогодние праздники. Каждый из них, включая и редактора отдела экономики «МК» Константина Смирнова, написал свои прогнозы на отдельных листочках и запечатал их в конверт. В день публикации этого материала мы их вскрыли. И вот что там увидели:

Николай ВАРДУЛЬ — 33,5–34.

Василий СОЛОДКОВ — 33.

Игорь НИКОЛАЕВ — 35–37.

Дмитрий БЕЛОУСОВ — 36.

Антон СТРУЧЕНЕВСКИЙ — 32.

Александр ОСИПОВ 33–33,5.

Константин Смирнов — 34.

Поживем — увидим: кто из прогнозистов оказался ближе к экономической действительности.