Евро в тумане

Но кризис не утихает. Более того, 14 января по стратегическому для Брюсселя направлению выхода из кризиса — созданию бюджетного союза — нанесло удар международное рейтинговое агентство Standard & Poor’s. Дело даже не в том, что оно понизило кредитные рейтинги девяти стран еврозоны, в том числе Франции, Италии, Испании и Португалии. Рейтинги сейчас движутся только в одну сторону, этим никого не удивишь. Главное — рейтингисты сочли неверным сам принцип создания бюджетного союза. Соответственно, и бюджетный союз, по их оценке, химера.

«По нашему мнению, политические договоренности (о союзе бюджетной стабильности) не предоставляют достаточных дополнительных ресурсов для гибкости действий в увеличении операций по спасению Европы, а также не увеличивают до достаточного уровня поддержку тем странам еврозоны, которые находятся под давлением рынка», — считают в S&P.

Идея создания бюджетного союза «основывается в основном на предположении о бюджетном расточительстве „периферийных“ стран еврозоны. Тем не менее, на наш взгляд, финансовые проблемы, с которыми сталкивается еврозона, являются больше следствием роста внешних дисбалансов и расхождения в конкурентоспособности ключевых и периферийных стран еврозоны», полагают эксперты S&P.

В связи с этим агентство предупреждает: акцент на сокращение бюджетных расходов в странах еврозоны может привести к значительному падению объемов потребительского спроса, что, в свою очередь, подорвет и базу налогообложения в регионе.

В этом заявлении намешано многое. Разная конкурентоспособность стран еврозоны, считают рейтингисты, не позволяет подходить с едиными мерками к построению их бюджетов. Резон в этом есть. Параллель простая: в РФ есть разные по конкурентоспособности субъекты Федерации, и под одну гребенку их не причешешь. В ЕС положение усугубляется тем, что речь идет о разных государствах.

Но на проблему можно взглянуть иначе. ЕС проделал огромный путь к Соединенным Штатам Европы. Это самый амбициозный и до недавнего времени, безусловно, успешный социальный, экономический и политический проект человечества.

Сегодняшние вызовы мирового кризиса и глобализации экономики свидетельствуют о том, что ответом на них могут быть только наднациональные институты регулирования. А это значит, что ЕС, несмотря на все проблемы, прокладывает маршрут, который в той или иной мере будет востребован и другими странами. Значит, европроект необходимо продолжать. А раз так, альтернативы бюджетному союзу нет.

Другое дело, что на практике, скорее всего, страны еврозоны не вытянутся во фрунт. Будут разные зоны или фракции, но единый вектор движения обязателен.

Хотя и с этим аналитики Standard & Poor’s не согласны. Они предупреждают, что политика затягивания поясов и строгой бюджетной экономии сократит спрос, что в условиях кризиса неверно.

Спор старый, как экономическое регулирование как таковое. Но такая уж занятная материя экономика: за принципиально противоположные выводы можно все равно получить Нобелевскую премию. Как ее, например, получили в разные годы непримиримые противники: кейнсианец (сторонник теории Джона Мейнарда Кейнса, знаменитого экономиста, считавшего, в частности, что государство своими расходами и кредитами должно стимулировать экономический рост. — «МК») Джеймс Тобин и неолиберал (сторонник концепции, противоположной кейнсианству, — государство стимулирует рост не своими расходами, а снижая налоги) Милтон Фридман.

Чтобы не забираться в дебри, приведем мнение Роберта Шиллера, профессора экономики Йельского университета. В январе этого года он ссылается на недавно обобщенные данные гарвардского экономиста Альберто Алесина о том, всегда ли сокращение государственного дефицита, то есть сокращение расходов и/или повышение налогов, вызывает негативные последствия, сокращая спрос или предложение (при увеличении налогов). И приходит к выводу: «Ответ на этот вопрос — громкое „нет“!»

В пользу выбора, который делает ЕС, есть и еще один аргумент. Каждый кризис особенный. Но тот, который мы переживаем сейчас, особенный вдвойне.

Во-первых, потому что он никак не заканчивается. Во-вторых, потому что он мировой в полном смысле этого слова. В-третьих, и это самое печальное, ни экономисты, ни политики не знают, что с ним делать. Происходит что-то необычное.

Есть попытки объяснить кризис, оглядываясь назад. Самая звучная — сравнение с Великой депрессией. В нем много попаданий, есть и указание на огромные риски и соответствующую ответственность. В конце концов, именно Великая депрессия привела ко Второй мировой войне.

Но все-таки сравнение с Великой депрессией устарело. Не только из-за войны. Хотя всерьез рассуждать о том, что нынешний кризис — это вестник грядущей мировой войны, могут только лоббисты оружейных баронов или параноики. Если же обратиться к тем переменам в экономике и в экономическом регулировании, которые вызвала Великая депрессия, то их можно охарактеризовать как торжество кейнсианства и продвижение к индустриальному обществу, а все вместе — это некий симбиоз того капитализма, который был до Великой депрессии, и социализма. Но не того, который был в СССР, и не того, который фигурировал в названии гитлеровской партии, а того, на который ориентировалась социал-демократия. Однако теперь все «измы» сданы в исторический архив.

Мы живем в век, когда моду, в том числе и на информацию, задает шоу-бизнес. А для шоу требуется что-то посвежее.

Был бы спрос, а предложение найдется. И вот появляется определение «новая нормальность».

Авторство доподлинно неизвестно, хотя есть указания на то, что термин пустили в оборот аналитики крупнейшего паевого фонда PIMCO, который с 2000 года является частью немецкого страхового гиганта Allianz. Это похоже на правду — ведь именно аналитики Goldman Sаchs «родили» «группу BRIC» (крупнейшие развивающиеся страны: Бразилия, Россия, Индия и Китай, с тех пор как эта аббревиатура с подачи Goldman Sаchs вошла в оборот, в эту группу вошла и ЮАР). Впрочем, столь разные, хотя и развивающиеся, страны сплотило, видимо, в первую очередь созвучие с тем, как по-английски зовется кирпич, — шоу, оно шоу и есть.

Так или иначе, но «новая нормальность» — это состояние мировой экономики, балансирующей на грани нулевого роста и скатывания в рецессию. И это не просто реальность, на смену которой придет что-то другое, а именно норма.

Риски выросли, надо от них страховаться. Вот ЕС и выбирает строгую бюджетную стратегию.

Самое время оглянуться на Россию. Первый зампред Банка России на январских Гайдаровских чтениях дал свою развернутую характеристику «новой реальности».

Нормально теперь, что экономический рост будет замедляться и в развитых, и в развивающихся странах, и даже в Китае. Нормально, соответственно, что спрос на сырьевые ресурсы будет падать. Нормально, что неустойчивость будут испытывать все мировые рынки. Причем не циклично, а хаотично. Нормально, что такие страны, как Россия, будут вынуждены в большей мере опираться на внутренние рынки. Нормально, что в этих странах должны выдвигаться новые требования к подавлению инфляции, без чего инвестиционный процесс не завести. И самое «нормальное»: арсенал традиционных средств регулирования экономики исчерпан, а новый не придуман.

«Новая нормальность» хороша тем, что заставляет думать о том, как в ней жить, а точнее, выживать. Перед Россией стоит задача модернизации. Альтернатива — скатывание в беспросветные аутсайдеры.

Для модернизации нужны средства, дать их может только экономический рост. Обеспечить его в новой нормальности многократно сложнее. Нет прежней возможности опереться на иностранные инвестиции, сужаются перспективы получения нефтедолларов — в Европе начинается рецессия, а именно она крупнейший потребитель российских углеводородов.

Как одновременно решить задачу поддержки роста и модернизации?

Экспертным сообществом в рамках «Стратегии-2020» выдвинута идея «бюджетного маневра». Суть: увеличение госрасходов по приоритетным статьям (прежде всего образование, здравоохранение, транспортная инфраструктура) на 4% ВВП при параллельном сокращении расходов по другим статьям (прежде всего госуправление, национальная экономика, оборона) на 2% ВВП.

Однако маневр обречен даже не в силу того, что Минфин — это вотчина «скупых рыцарей». Решение о росте военных расходов ставит на нем жирный крест.

Остается угасающая надежда на улучшение делового климата. Хотя это сказка про белого бычка. Модернизация институтов с приоритетом укрепления независимости суда была сердцевиной «программы Грефа», написанной для Владимира Путина 12 лет назад, когда он впервые стал хозяином Кремля. Качественных перемен к лучшему не произошло. Скорее наоборот.

А пока надо брать пример с ЕС и страховаться от возросших рисков. Улюкаев рекомендует Минфину таргетировать (ставить перед политикой определенную цель и каждое предпринимаемое действие подчинять ее достижению. — «МК») снижение не нефтегазового дефицита бюджета. Следующий шаг — трансфер в бюджет, Пенсионный фонд, страховые фонды из нефтегазовых доходов по принципу: есть доходы — есть индексация пенсий и зарплат бюджетников, нет доходов — нет индексаций. Ситуация такова: в 2011 году дефицит бюджета, очищенный от нефтегазовых доходов, составил 9,7%. Бывало и гораздо хуже, но в Минфине считают безопасным уровень не нефтегазового дефицита в 4–5%.

Вывод печален. И для России не меньше, чем для Европы. Впереди сплошные препятствия, и ни карты, ни проводников. Как на новой войне, когда генералы умеют воевать по законам старой.