«Мы с вами уже живем в ВТО, если кто не заметил!»

— У вас, наверное, уже оскомину набил этот вопрос. Но тем не менее: на каких же условиях договорились с Грузией, чтобы она наконец пропустила Россию во Всемирную торговую организацию?

— Мы не поступились ни толикой своего суверенитета. Кроме того, это соглашение никоим образом не может быть истолковано как возлагающее какие-либо обязательства или отнимающее какие-либо права у Абхазии и Южной Осетии как у суверенных государств. Суть его заключается в том, что мы (и Россия, и Грузия) будем предоставлять данные о потоках товаров, которые будут проходить через специальные коридоры, то есть между такими условными линиями на карте, которые начинаются на таможенной территории России и заканчиваются на таможенной территории Грузии. Информация об этих товарных потоках будет направляться в секретариат ВТО, что мы должны делать в любом случае как члены ВТО. Достоверность предоставляемой информации будет проверять независимая компания. Услуги, которая она будет оказывать на территории России, будут финансироваться за счет России; соответственно, ее работа на территории Грузии будет финансироваться за счет Грузии.

— Представители этой компании будут выезжать на места либо они будут пользоваться данными, предоставляемыми в электронном виде?

— Это еще неизвестно, будут ли выезжать на таможенные терминалы или речь идет об уже существующих данных. Компанию пока не выбрали, но у нас есть время, поскольку соглашение должно вступить в силу с даты нашего присоединения к ВТО.

— Такие прецеденты в других странах есть?

— Таких прецедентов очень много. Их, может быть, не сотня, но десяток точно есть, может быть, больше. Многие страны пользуются услугами независимых компаний, чтобы решать совершенно конкретную задачу, связанную с корректным таможенным оформлением товаров. Дело в том, что некоторые страны при экспорте занижают таможенную стоимость товаров, чтобы, соответственно, выводить таким образом деньги. Другие страны хотят, чтобы экспортируемые товары соответствовали международным стандартам. Поэтому в российско-грузинском соглашении все четко прописано: выбранная компания не заменяет таможенные органы обеих стран — они продолжают действовать в соответствии с таможенным законодательством соответственно России и Грузии.

— На территории Абхазии и Южной Осетии представители этой компании тоже будут присутствовать?

— Разумеется, нет. Представители компании не имеют никаких задач или полномочий на территориях этих двух независимых государств.

— А как будет обстоять ситуация с военными грузами, ведь там официально размещены наши базы?

— Соглашение распространяется только на «мирные» товары. Перемещения военных грузов не подпадает под правила ВТО.

— 18 лет велись переговоры о присоединении России к ВТО. Но, как вы недавно сказали, это не рекорд. Алжир с 1988 года ведет переговоры сначала с ГАТТ, а затем с его наследницей ВТО — и все никак не закончит. Грузия была для нас самым сложным барьером за все это время?

— Переговоры с Грузией были совершенно другими. Грузия пыталась в течение всего этого процесса выйти за сферы ВТО и фактически говорить о движении через границу всего, что движется. Это абсолютно неприемлемо. Понятно, что в этом отношении мы никаких договоренностей достичь не смогли бы. Сложность задачи заключалась в том, что одна сторона подходила к этому не как к процессу по вступлению в ВТО. Переговоры с Грузией имели очень большую политическую окраску. Грузинская сторона фактически до последней минуты переговоров пыталась решить задачи, не имеющие никакого отношения к ВТО, хоть как-нибудь, хотя бы косвенно поставить под сомнение новые политические реалии, связанные с появлением в регионе двух независимых государств — Абхазии и Южной Осетии.

Переговоры с другими участниками ВТО политики не касались, они, конечно, тоже были сложными, но совсем по-другому.

— Почему же так долго велись переговоры — и не только с Грузией, но и остальными партнерами?

— Моя версия заключается в следующем. У нас был очень хороший шанс завершить переговоры о присоединении к ВТО в течение 4-5 лет после подачи заявки. Потому что в 1993–1994 годах, когда мы заявку подали, Россия представляла собой страну фактически без экономики, без современного законодательства, без рынка, без бизнеса. И поэтому быстро войти в ВТО можно было, согласившись на строгие законы этого мирового торгового клуба. Не использовали мы этот шанс по нескольким причинам.

В частности, для наших отношений с ключевыми партнерами по ВТО вначале — в 1993–1995 годы — был характерен определенный патернализм. Многие страны помогали делать нам новое законодательство, многие — реформы.

Но потом это начало меняться. В конце 1990-х заработал собственный бизнес, законы, мы начали проводить самостоятельную политику во многих сферах, подпадающих под действие ВТО.

С одной стороны, мы начали делать нормальные законы, но они не всегда соответствовали ВТО, потому что мы считали, что это необязательно. С другой — из ситуации экономического обнищания к концу 1990-х мы начали выходить с признаками консолидации экономики и бизнеса. Когда за рубежом поняли, что наша экономическая ситуация не только стабилизировалась, но и начала улучшаться, к нам помимо чисто теоретического интереса стали проявлять и практический.

— В каком смысле?

— Очень просто: чем богаче страна, тем выше требования. Они стали стремительно расти. Кульминация наступила в 2003 году. Именно тогда у нас были самые сложные переговоры со всеми странами, пожелавшими вести с нами торговые переговоры. В итоге переговоры по ключевым вопросам завершились в 2005 году. И мы могли бы вступить еще в 2006–2007 годах. Почему этого не произошло? У нас к этому времени начали меняться в худшую сторону отношения с США, поменялся американский переговорщик, потом поменялись министры у ключевых участников процесса, — мы потеряли практически год, в течение которого у нас никаких переговоров не было. А потом, когда опять все встало на свои места, у нас появилась Грузия. С конца 2007 года мы пытались урегулировать претензии Грузии, и в ходе двусторонних консультаций уже обозначились определенные развязки. Но в апреле 2008 года, еще до августовских событий, Грузия внезапно прервала эти переговоры.

— А что случилось тогда в этом году — почему вдруг Тбилиси так стремительно пошел нам навстречу?

— На самом деле, у них не было выбора. Если ты на что-то претендуешь, являясь членом ВТО, то нужно действовать в рамках переговоров. Кроме того, продолжать отказываться от переговоров вообще было бы глупо, ведь тогда мы бы пошли другим путем — через голосование (вступить в ВТО можно не только консенсусным голосованием на министерской конференции, что, конечно же, наиболее почетно, но и набрав две трети голосов членов Генсовета ВТО. — «МК»).

— Другим странам, например членам ЕС, также пришлось что-то уступить, включая условия автосборки?

— Переговоры с ЕС мы завершили еще в 2004 году. Почему они возобновились в 2007 году: у нас изменилось законодательство в сфере автопрома. Промсборка появилась в 2010 году, это абсолютно новый этап. Не всем понравилось, что у нас ужесточились требования к локализации (то есть уровню собственного производства автокомпонентов. — «МК»). Кроме того, соглашения предусматривали больше требований к размерам мощностей, на которых производят автомобили. Наши партнеры посчитали это серьезными проблемами, потому что мы якобы отнимали у них рабочие места. Вместо их рабочих мест мы создаем рабочие места у нас. Мы с этим не соглашались — и не согласны до сих пор. Рабочие места, конечно, создаем, но не за их счет. Но, поскольку речь идет о динамично развивающемся рынке, это никак не должно повлиять на ситуацию с промышленностью в Европе. То есть все, что мы делаем, — это за счет дополнительного производства в России.

Мы должны изменить требования к локализации после переходного периода, то есть к июлю 2018 года. Но тем не менее ее значительная часть останется до истечения срока действия этих программ.

— Давайте еще раз вернемся к вопросу итогов переговоров с ВТО. Сколько стран пришлось пройти?

— У нас было 56 стран, с которыми мы завершили переговоры по товарам, 30 стран — по услугам, в многосторонней Рабочей группе по присоединению к ВТО было 92 члена этой организации — кстати, абсолютный рекорд.

— Ждать каких-либо эксцессов 16 декабря в Женеве не следует?

— Нет.

— Сколько времени займут внутренние российские процедуры по одобрению всех документов по вступлению в ВТО?

— Несколько месяцев, я думаю. У нас же будут новогодние каникулы, но у нас есть крайний срок — 220 дней с 16 декабря, то есть ориентировочно конец июля 2012 года. Соответственно, к этому сроку мы должны будем все процедуры завершить. И вот тогда официально станем членом ВТО.

— Вот мы проснемся членами ВТО 21 июля 2012 года — и что изменится?

— Проснемся мы в ВТО — и с удивлением узнаем, что все проекты законодательных и нормативных актов, регулирующих торговлю и вообще почти всю экономическую деятельность, теперь могут быть приняты только после того, как эти документы будут опубликованы и обсуждены представителями бизнеса.

— Но ведь министерства и ведомства, согласно постановлению правительства от 20 мая этого года, обязаны уже сейчас это делать?

— Так и есть. Но пока это делается не в полной мере. А после вступления в ВТО — закон.

— В каких документах ВТО отражено это требование?

— Во-первых, в Генеральном соглашении о тарифах и торговле и Генеральном соглашении о торговле услугами есть соответствующие статьи: № 10 и № 3. Правда, в них нет прав комментировать экономические законопроекты и нормативные акты. Там говорится только о публикации. Но при присоединении к ВТО новые члены берут на себя обязательства открытого обсуждения законопроектов. И в нашем докладе об условиях вступления в ВТО, одобренном 11 ноября многосторонней Рабочей группой в Женеве, содержится это обязательство.

— Прямо наднациональное правительство.

— Вроде того (улыбается).

— А как обстоит дело с усилением конкуренции на нашем рынке и, соответственно, будут ли снижаться цены?

— Это будет происходит постепенно, так как ряд чувствительных отраслей защищен переходными периодами от 3 до 7 лет.

— Можно ли привести конкретные примеры?

— Например, пошлины на иномарки, которые сейчас установлены в размере 30% от таможенной стоимости, сразу после присоединения к ВТО будут снижены на 5%. Затем в течение 4 лет они будут оставаться чуть ниже уровня 25%. Еще два года — около 20%. И, наконец, через 7 лет после официального вступления в ВТО они будут снижены до 15%. Так что розничные цены на иномарки также снизятся. Но не сразу и не так уж, наверное, намного.

Заметнее, кстати, будет эффект с лекарствами, не производимыми в России. Сейчас на них установлены ввозные пошлины в размере до 7–10%. Предполагается их уменьшение в среднем до 3–5%. Таким образом, в секторе наиболее дорогих лекарственных средств наверняка будет заметен эффект некоторого удешевления.

Но самый главный положительный эффект от вступления в ВТО заключается не в том, что после завершения ряда переходных периодов импортные пошлины будут снижены в среднем на 3% — примерно до 7,9% от таможенной стоимости. Мы уже, кстати, в начале нулевых провели сходную по цифрам операцию — и доходы таможни от этого только выросли, так как меньше стало нарушений.

Российский рынок потребительских товаров станет более открытым, а значит, более конкурентным, более прозрачным и предсказуемым для инвесторов, так как Таможенный союз будет ограничен в своих правах на повышение пошлин. Будет поэтому больше прямых инвестиций и меньше — спекулятивных. Больше будет вкладываться денег в долгосрочные проекты. А это помимо снижения цен приведет к росту рабочих мест и зарплат.

И еще. Будет существенно упрощена система лицензирования импорта. Что не менее важно для развития конкуренции. Ведь еще совсем недавно дело доходило до того, что ввоз иномарок мог осуществляться при получении минимум пяти разрешений от различных госструктур. Особенно было «приятно», что каким-то непонятным образом замерялся уровень запаха в салоне. А ввоз автобрелоков должен был контролироваться правоохранительными органами, так как в них содержится функция шифрования.

— И что, до сих иномарки следуют в автосалоны через Лубянку?

— Нет, конечно, этот порядок давно отменен. Так что мы с вами частично уже живем в ВТО, если кто не заметил.

— А как в условиях ВТО будут развиваться банковский и страховой рынки? Улучшится ли качество обслуживания? Уровень оказания страховых услуг, не секрет, вызывает у их потребителей большие нарекания.

— Да, действительно. Но после 9-летнего переходного периода на российский страховой рынок запустят куда больше иностранных компаний, чем сейчас. Им дадут возможность заполнить до 50% рынка (сейчас — не более 25%). То же самое коснется и банковского рынка. Но и это еще не все. Зарубежным страховым фирмам через четыре года разрешат наконец заниматься обязательным страхованием и страхованием жизни. А это — самые прибыльные виды этого бизнеса. Можно будет открывать филиалы (в банковском секторе это запрещено). Но, впрочем, они в той же мере будут подчиняться нашим законам, как и «дочерние» компании.

Да, но мы с вами забыли о главном подарке ВТО!

— Это о каком же?

— Импортное пиво заметно подешевеет. Не сразу, конечно. На это дано, как вы уже догадались, 6 лет. Но это же не такой уж большой срок? Так ведь?

— Что-то мне в это не верится. Как ни зайдешь в магазин или в бар — все приличные напитки все дороже и дороже...

— Ваш скепсис не оправдан. Смотрите: сейчас пошлина на пиво, разлитое в тару, объемом до 10 литров составляет 20%, но не менее 0,6 евро за литр. А через 6 лет — всего-то 0,018. То есть в 33 раза меньше! На кэги пошлина будет немного больше — 0,04 евро за литр.

— А вино?

— Импортная пошлина на него будет уменьшена с 20% до 12%. Не тронут существенно только пошлины на крепкие напитки. Так что виски и коньяк заметно не подешевеют.

— Жаль, что эти послабления будут перекрыты ужесточением антиалкогольных мер. Пиво, например, с 1 июля 2012 года не будут продавать в большой таре. Только 0,33 литра.

— Мы за это не отвечаем.

— Нам, рядовым потребителям, ВТО, по вашим словам, пусть не сразу, но сулит определенные послабления. А что с производителями?

— Не вижу для них особых, непреодолимых угроз. Да, усилится конкуренция. Всякую дрянь станет производить или ввозить невыгодно. Но те же производители пива давно уже выстроили конкурентоспособное производство. Я видел своими глазами, как российское пиво (конкретную марку называть не буду, чтобы не давать бесплатную рекламу) очень даже в больших количествах потребляют даже в Австралии!

А, например, господдержка сельского хозяйства по условиям соглашения с ВТО в 2012 году вообще увеличивается почти в два раза — с $5 млрд. до $9 млрд. И эта сумма сохранится до 2014 года. Затем нужно вернуться к прежним показателям. Но способов на законном уровне поддержать наше село остается масса. Например, ВТО не отслеживает строительство дорог, школ, больниц, а также госрасходы на племенное животноводство и элитное семеноводство.

Или, скажем, металлурги недовольны тем, что в течение 3–5 лет импортные пошлины на металлоизделия снизят с нынешних 10–15% до 5%. Да, конкуренция на внутреннем рынке обострится. Но резервы в этой отрасли очевидно есть. Тем более что в каких-то особых случаях ВТО оставляет поле для защитных мер. Это могут быть антидемпинговые пошлины, защитные и тому подобные. Но их надо теперь применять грамотно, не нарушая правил организации, в которую мы после долгих и трудных 18-летних переговоров, наконец, вступаем.