Притяжение риска: почему инвесторов не пугают санкции и российская коррупция

Иностранцы продолжают вкладывать в развивающиеся рынки нашей страны, несмотря на политические события

Несколько месяцев назад авторитетное лондонское издание Financial Times предупреждало инвесторов, готовых рисковать деньгами ради получения более высоких дивидендов: в 2017 году формирующиеся рынки будут нести не меньшую степень риска, чем в 2016-м. Сейчас первая половина 2017-го осталась позади, и финансовые данные показывают, что инвесторы оказались неустрашимы и проигнорировали все предупреждения: в страны с высоким риском, включая Россию, продолжают поступать крупные иностранные капиталовложения.

Тот прогноз Financial Times был основан на высокой волатильности развивающихся рынков, которая наблюдалась в течение всего 2016-го и перешла в 2017 год. Эта нестабильность была связана с такими факторами, как неустойчивые темпы роста экономики КНР, экономические последствия напряженности в отношениях России с Западом (санкции, контрсанкции, ограничение доступа РФ к международным рынкам капитала), политические пертурбации в Бразилии, скептицизм по отношению к перспективам подорожания нефти (что не сулило ничего хорошего РФ, Мексике, Венесуэле, Саудовской Аравии, Бразилии и ряду других развивающихся экономик).

Однако инвесторы вопреки всякой логике уже с середины прошлого года начали, по сути, игнорировать негативные факторы, относящиеся к развивающимся рынкам. И даже когда в США на выборах победил Дональд Трамп, грозивший объявить Китай «валютным манипулятором» (КНР в прошлом году девальвировала юань на 6,7%), это не отбило у инвесторов вкуса к вложению денег в экономику Поднебесной. И когда стало понятно, что новая американская администрация не сможет отменить санкции против Москвы, это тоже не отпугнуло тех, кто настроен вкладывать деньги в российскую экономику. Чем же руководствуются люди, которые, определяя направления вложений, рискуют, между прочим, своими собственными деньгами?

Конечно, в краткосрочной перспективе у инвесторов порой бывает испуг — например, в первые недели после избрания Трампа наблюдался отток миллиардов долларов из государственных облигаций развивающихся стран. Это, как отмечали аналитики, увеличило финансовое давление на страны с формирующейся экономикой, которым приходится брать крупные кредиты, деноминированные в долларах.

Согласно оценке аналитиков Bank of America Merrill Lynch, наиболее уязвимыми оказались в этом году развивающиеся рынки с большой зависимостью от иностранных инвестиций, такие как Бразилия, Южная Африка и Турция. Еще в худшем положении те страны, которые фирма Standard Chartered считает прямыми кандидатами на дефолт: Венесуэла, Аргентина, Греция и Иордания. Особую тревогу вызывает Венесуэла, пораженная тотальным дефицитом почище советского и внутриполитическим кризисом, по сравнению с которым российская ситуация 1993 года — детские игры в песочнице. Достаточно сказать, что страна, обладающая самыми большими в мире запасами нефти, вынуждена импортировать бензин, страдая от его жестокой нехватки...

Тем не менее Bank of America считает, что в этом году Латинская Америка в целом покажет экономический рост в 1,5%, а формирующиеся рынки в глобальном масштабе достигнут роста ВВП на 4,7%. Не менее оптимистичен и Всемирный банк, который прогнозирует, что «рост ВВП формирующихся рынков и развивающихся стран в целом ускорится в этом году до 4,1% по сравнению с 3,5% в 2016 году». По сравнению с оценками ВБ, касающимися роста в 2017 году всей глобальной экономики (2,7%) и индустриально развитых стран (1,9%), «новые экономики» демонстрируют значительно большую динамику. Даже замедление самой крупной из них — экономики Китая, второй по величине в мире после американской, — на общемировом фоне выглядит впечатляюще: в 2017 году ВВП Поднебесной должен, по прогнозам ВБ, увеличиться на 6,5%, а в 2018-м — на 6,3%.

Для России, вышедшей из рецессии, Всемирный банк предсказывает рост ВВП на 1,3% в 2017 году и на 1,4% в 2018-м. Более высокие показатели ожидаются у Казахстана (соответственно 2,4 и 2,6%), Турции (3,5 и 3,9%), еще выше — у Индонезии (5,2 и 5,3%), Филиппин (6,9% два года подряд). Индия закончила первый квартал этого года с ростом ВВП в 7% (в годовом измерении), а во втором квартале ее экономика увеличилась на 6,1%.

Высокие темпы роста в странах с гигантским ненасыщенным внутренним рынком (прежде всего Китае и Индии) — залог того, что платежеспособный спрос в этих странах будет неуклонно расти и только «революционные» эксперименты типа венесуэльского «чавизма» могут этому помешать. Поэтому западный капитал будет и дальше, несмотря на политические риски, вкладывать деньги в строительство там предприятий по производству автомобилей, бытовой техники, вещевого ширпотреба, пищевых продуктов...

Для западных компаний выгода заключается еще и в низкой себестоимости товаров, производимых для «новых рынков» не в Западной Европе, Японии или Северной Америке, а прямо на месте, в развивающихся странах. По сравнению с развитыми государствами страны, которые еще не вышли из категории формирующихся рынков, предлагают куда более дешевую рабочую силу. Например, по данным бизнес-аналитической фирмы IHS, средняя оплата труда в США достигает $30 в час, а в Бангладеш — не более $2. Во Франции рабочий в среднем зарабатывает €35 в час, а в Болгарии — €4. Разница весьма ощутимая, особенно когда эти цифры умножаются на тысячи и миллионы человеко-часов. А когда к этому добавляется более низкий, чем на Западе, уровень налогообложения, преимущества формирующихся рынков начинают перевешивать в сознании инвесторов факторы риска.

В связи с этим кое-кто склонен упрекать западные компании в жадности: мол, жажда высокой прибыли вытесняет из их памяти все потерянные на «новых рынках» миллиарды долларов, все эпизоды столкновения с беззаконием и коррупцией, все случаи запугивания и «кидалова». Но это не совсем так. В деловых кругах Запада жива память о российском дефолте 1998 года, после которого, к примеру, нефтекомпания BP (тогда — BP Amoco) списала в безвозвратные потери $200 млн своих инвестиций. Но это не помешало ей в 2003 году купить половину акций российской ТНК за $6,75 млрд, что стало рекордным вложением в российские активы. Влиятельный журнал The Economist тогда писал, что «другие транснациональные корпорации теперь, как ожидается, более пристально посмотрят на Россию, а российские фирмы наверняка удвоят усилия по привлечению ноу-хау и капитала транснациональных компаний». Так, собственно, оно и было вплоть до 2014 года, когда против России ввели санкции за присоединение Крыма и доступ российских компаний к западным кредитам и технологиям оказался ограничен.

Можно вспомнить еще один эпизод из той же нефтяной сферы, который мог навсегда отбить, но не отбил охоту у западных нефтекомпаний стремиться на российский рынок. В 2006 году Евросоюз выражал озабоченность событиями вокруг проекта «Сахалин-2»: западная пресса тогда писала о действиях Кремля против западных партнеров как о «кидалове» под ложным предлогом экологических опасений. Напомним: оператором проекта была компания Sakhalin Energy, главным акционером которой являлась англо-голландская Royal Dutch/Shell (55%), а миноритарными акционерами — японские Mitsui (25%) и Mitsubishi (20%).

Западные критики увязывали тогдашнюю сахалинскую историю с поведением российских властей в отношении ЮКОСа и Украины. Использование Москвой поставок газа в качестве политического рычага (после «оранжевой революции» 2004 года) ударило по европейским покупателям российского газа и заставило ЕС принять стратегическую программу диверсификации источников энергии. Все эти события в совокупности рассматривались западным бизнес-сообществом как проявления ненадежности российской ситуации, отсутствия в ней столь милой сердцу инвесторов уверенности в завтрашнем дне.

Но поди ж ты! Боятся худшего, знают, что оно реально, но рассчитывают на лучшее и продолжают вкладывать деньги в страны с высоким уровнем непредсказуемости, неуважения к закону и коррупции.

Если абстрагироваться от всех этих неприятных качеств, которые присущи среди прочих формирующихся рынков и России, то надо признать, что российские власти достигли немалых успехов в деле привлечения иностранных инвестиций. Для этого Кремль использует самые разные каналы, в том числе большое количество экономических, политических и просто дискуссионных форумов — Московский, Петербургский, Валдайский, Примаковский и многие другие. На эти мероприятия приезжают немало видных западных деятелей, оказывающих реальное влияние на поведение инвесторов, достаточно упомянуть 94-летнего патриарха американской дипломатии Генри Киссинджера, который, несмотря на возраст, регулярно бывает в Москве. Совсем недавно он вновь на «Примаковских чтениях» подтвердил, что с оптимизмом смотрит в будущее: в российско-американских отношениях, по его словам, были периоды и похуже.

Вот некоторые итоги последнего времени, действительно позволяющие испытывать оптимизм. В 2016 году в России было зафиксировано самое большое число проектов с прямыми иностранными инвестициями с 2005 года — об этом говорится в «Исследовании инвестиционной привлекательности стран Европы», которое недавно опубликовала аналитико-аудиторская фирма EY (бывшая Ernst & Young). Россия заняла седьмое место в Европе по этому показателю. Как отмечает компания, за год число проектов на территории России, в которые вложились иностранные инвесторы, выросло до 205. Причем наиболее привлекательной для инвесторов оказалась сфера производства.

Согласно свежему уолл-стритовскому анализу инвестиционных возможностей разных стран, «российские ценные бумаги представляют собой выдающуюся возможность для тех инвесторов, кто верит в грядущее повышение цен на нефть». А таких, заметим, на Западе немало. «За последний год, — говорится далее, — российская экономика стала выздоравливать после рецессии, чему дополнительно способствовал рост нефтяных цен. В результате этого российские ценные бумаги стали одними из наиболее выгодных в мире».

Конечно, в этом анализе отмечается, что цены на нефть волатильны, они могут и упасть, причем сильно; упоминается о политических и прочих рисках, связанных с вложениями в российские компании и проекты. Но вывод в вольном переводе однозначен: кто не рискует, тот не пьет шампанское.

Симптоматично, что развивающимся рынкам в большей степени, чем развитым, идет на пользу продолжающийся после окончания «Великой рецессии» 2008–2009 годов экономический подъем. Эксперты Goldman Sachs указывают в своем докладе, что выздоровление мировой экономики будет продолжаться и дальше, охватывая все новые страны, и что в свете этого есть хорошие перспективы для капиталовложений в «рискованные активы» развивающихся рынков.

Аналогичный анализ ситуации делает PIMCO (Pacific Investment Management Company): «После нескольких лет эпизодической волатильности и низкой результативности формирующихся рынков сейчас, как нам представляется, наступило хорошее время для инвестиций в формирующиеся рынки». Компания особо отмечает «устойчивость формирующихся рынков перед лицом внешних шоков» как фактор привлекательности таких рынков. Аналитики PIMCO полагают, что «Россия и Бразилия являются двумя крупнейшими инвестиционно привлекательными формирующимися рынками, хотя они же являются крупнейшими проблемными странами из этого ряда».

Информагентство Reuters отмечает, что с начала текущего года биржевой индекс формирующихся рынков MSCI вырос на 17%. Для сравнения: американский индекс крупнейших компаний S&P 500 увеличился с начала года лишь на 8%, а европейский Stoxx 600 — на 4,9%. Но это еще не повод впадать в эйфорию: по сравнению с 2007 годом, когда MSCI достиг исторического максимума, нынешний уровень на 25% ниже. Опять же для сравнения: S&P 500 ниже своего тогдашнего уровня на 8%, а Stoxx 600 — всего лишь на 1%.

И все же, согласно большинству прогнозов, «новые рынки» будут чем дальше, тем больше привлекать инвесторов. Reuters цитирует Джека Аблина, главного инвестиционного директора чикагского BMO Private Bank: «Наконец стала выздоравливать экономика не только США, но и остального мира. И в других странах этот процесс происходит быстрее, чем в США...». Поэтому, отмечает агентство, деньги, в том числе американских инвесторов, все больше уходят туда, где есть перспектива быстрого роста.