Легенда о «великом реформаторе» не имеет ничего общего с реальностью фото: ru.wikipedia.org 18 сентября 1911 года трагически скончался премьер-министр России Петр Столыпин. Столыпина принято считать великим русским реформатором: ему ставят памятники, его именем называют премии и стипендии, учреждают фонды, общества и клубы. Так поддерживается легенда, не имеющая ничего общего с реальностью. Петр Столыпин — одна из наиболее противоречивых фигур нашей истории, человек, ныне ошибочно преподносимый как образец реформатора. Очень многие начинания Столыпина на деле разрабатывались его предшественниками, а перейдя под его начало, не увенчались успехом. Зато на какое-то время сохранили (заморозили) самодержавие. Вот некоторые вопросы «первостепенного государственного значения», как назвал их Столыпин в программном выступлении перед I Госдумой 24 августа 1906 года, задуманные прежними кабинетами либо направленные на усмирение вздыбленной революцией страны. «О свободе вероисповедания». Положение «Об укреплении начал веротерпимости», утвержденное Николаем II 17 апреля 1905 г. и отменявшее всякие гонения на старообрядцев, а также лиц «иноверных исповеданий», — заслуга прежнего руководителя кабинета Сергея Витте. «Об улучшении быта рабочих, в частности, о государственном их страховании». Социальное страхование внедрялось в России задолго до Столыпина. С 1888 г. в стране в обязательном порядке создавались сберегательно-вспомогательные (пенсионные) кассы рабочих-железнодорожников, а с 1903 г. действовали «Правила о вознаграждении потерпевших вследствие несчастных случаев рабочих и служащих, а равно членов их семейств, в предприятиях фабрично-заводской, горной и горнозаводской промышленности». «О мерах исключительной охраны государственного порядка и общественного спокойствия». «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» было утверждено 14 августа 1881 г. еще Александром III. 19 августа 1906 г. Николай II и Столыпин «творчески» дополнили арсенал методов военно-полевыми судами. Новые институции в течение двух суток рассматривали «очевидные» преступные деяния, а приговор (расстрел или повешение) приводился в исполнение в 24 часа. За восемь месяцев работы судов было вынесено более 1,1 тыс. смертных вердиктов. Что неудивительно — тогда практически вся Россия была на военном положении. Особняком стоят в целом успешно реализованные начинания «О реформе средней и высшей школы, включая введение всеобщего бесплатного начального образования» и военные реформы. На постройку школ, повышение довольствия учителей, перевооружение армии и флота требовались огромные средства, однако трудностей удалось избежать. Если в 1908 г. бюджет был сверстан с дефицитом в 205 млн рублей, то в 1910–1914 гг. доходы возросли на 1 млрд рублей. Увеличились и расходы, правда, более четверти прироста досталось военным, тогда как образование осталось недофинансированным: к 1914 г. при потребности в 300 тыс. школ насчитывалось лишь 150 тыс. начальных учебных заведений. За чей счет праздник? Во-первых, после общенациональной депрессии, вызванной поражением в Русско-японской войне и революцией 1905–1907 гг., закономерно начался восстановительный рост. Во-вторых, в конце 1900-х несколько лет подряд случались хорошие урожаи. В-третьих, и это главное, улучшилась мировая хлебная конъюнктура, что для аграрной экспортно ориентированной России было настоящим спасением. Но это потом, а в 1905 г. Николай II и правительство тогда еще Витте оказались перед угрозой утраты контроля над страной: после кровавых событий 9 января начались массовые выступления против режима. В первый год революции правители пытались уменьшить протест, внедряя и расширяя политические, гражданские, религиозные права и свободы. То была отличительная черта правительства Витте: оно видело разрешение от «смут и волнений» не в экономических или социальных реформах, а в первую очередь в общественно-политических преобразованиях. Об этом говорят подготовленные Витте и подписанные царем манифест от 6 августа 1905 г. «Об учреждении Государственной думы», предписывавший скорейшее создание законодательного органа власти, и манифест от 17 октября 1905 г. «Об усовершенствовании Государственного порядка», устанавливавший конституционную монархию. Однако вопреки надеждам волнения продолжились. Сбить революционный накал попытались фискальными уступками: 3 ноября 1905 г. вышел указ «Об уменьшении и последующем прекращении выкупных платежей с крестьян бывших помещичьих, государственных и удельных», по которому с 1 января 1906 г. платежи за землю сокращались наполовину, а с 1 января 1907 г. упразднялись вовсе. Эпопея с выгодными государству, но разорительными для крестьянства выкупными платежами, возникшими после отмены крепостного права, вынужденно закончилась. Помогла ли эта мера снизить остроту конфликта? Нет, не помогла. Наконец 20 февраля 1906 года был подписан еще один подготовленный Витте указ «О переустройстве Учреждения Государственного совета», образовывавший Госсовет в форме верхней палаты парламента и определявший порядок взаимодействия между двумя высшими законодательными органами империи — Госдумой и Госсоветом. Но и это оказалось впустую. Витте был прекрасным управленцем в спокойные времена, но никудышным антикризисным менеджером в эпоху смуты, и 23 апреля 1906 г. был отправлен в отставку. На смену правительству Витте после короткого, запомнившегося разве что борьбой с Госдумой премьерства Ивана Горемыкина, 8 июля 1906 г. пришла энергичная и бескомпромиссная команда Столыпина. К тому времени революционные выступления охватили всю страну. Столыпин предложил бороться с революцией кардинальными методами, выбрав объектом реформации не мифические права и свободы, а фактическое уничтожение сакральной русской общины, точнее, института общинной собственности на землю (согласно переписи 1897 г. на селе проживало 85% населения). К тому же, будем объективными, власть осознавала возраставшую потребность экономики в изменении социально-экономических отношений и в притоке рабочей силы. Так родилась аграрная реформа. Претензия по поводу уничтожения многовековых общинных устоев кого-то, возможно, покоробит. Но в том-то и дело, что в «спокойные» времена у власти и мысли не было столь радикально менять жизненный уклад десятков миллионов людей. К примеру, в манифесте от 26 февраля 1903 г. «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка» прямо говорилось, что при пересмотре законодательства «о сельском состоянии» в основу нужно «положить неприкосновенность общинного строя крестьянского земледелия, изыскав одновременно способы к облегчению отдельным крестьянам выхода из общины». (курсив мой -Н.К.) Формальной причиной будущей аграрной реформы была выбрана «земельная теснота» крестьян. Отчасти это было правдой — сельское население России увеличилось с 50 миллионов в 1860-х до 86 млн человек в 1900-х, вследствие чего земельные наделы на душу мужского населения сократились с 4,8 до 2,8 дес. (1 десятина — 1,1 га). Тем не менее «малоземельное откровение» Столыпина было липовым, о чем уже тогда было известно из внутренней и международной статистики. Во-первых, Россия в расчете на единицу территории была одной из наименее населенных стран Европы: земли для обработки в пересчете на 1 человека в Европейской части России приходилось, напомню, 2,8 дес., тогда как во Франции — 0,8, в Германии — 0,6, в Великобритании — 0,5 дес. О Сибири и Дальнем Востоке и говорить нечего. Во-вторых, уже в то время две трети всех возделываемых земель принадлежало не помещикам, купцам или мещанам, а крестьянам. Причем объем землевладений «мужика» более чем в три раза превосходил дворянские угодья. В-третьих, о малоземелье можно утверждать применительно менее чем к четверти всех крестьянских хозяйств, да и то в Центральной части России. В 1905 г. из 12 млн крестьянских дворов свыше 10 дес. на двор имели 34% хозяйств, от 5 до 10 дес. — 42%, менее 5 дес. — лишь 24% хозяйств. Тем не менее фальшивый тезис о крестьянском малоземелье оказался настолько устойчивым, что стал одним из большевистских лозунгов 1917 г. Всего этого Столыпин «не замечал» — спасать нужно было не «мужика», а государя. Хотя изменение отношений собственности следовало проводить не только вместе с развитием индивидуального и артельного способов хозяйствования, но параллельно с ужесточением работы судебной, административной и правоохранительной систем, чтобы «укрепившиеся» единоличники чувствовали себя хотя бы в относительной безопасности. На все это у власти не было ни людских, ни материальных, ни, главное, временных ресурсов. Нынешнее общество отчего-то уверено, будто Столыпину просто не хватило времени. Например, для аграрной реформы, разработка которой началась еще под руководством Витте (Столыпин служил тогда саратовским губернатором) и направленной, как декларировалось, на уменьшение крестьянской бедности, Столыпину, по его словам, требовались нереальные «двадцать лет покоя внутреннего и внешнего» (склонность Столыпина к эффектной, но демагогической риторике общеизвестна). Однако современные клиометрические исследования показали, что без столыпинских новаций бедных крестьян в России было бы меньше, а зажиточных и богатых больше, следовательно, аграрная реформа только мешала бороться с бедностью. Такой вывод содержится, в частности, в работе основоположника клиометрической школы академика Ивана Ковальченко, в которой ретропрогностическое развитие российского села до середины 1920-х годов было проанализировано при помощи метода марковых цепей. К слову, в исследовании Ковальченко прослеживается распространенная наивная ошибка — принимать намерения властей за чистую монету, веровать в то, что государство всегда действует исключительно на благо страны и народа, игнорировать неэкономические факторы, побуждающие сильных мира сего предпринимать те или иные действия. 9 ноября 1906 г. вышел указ «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования», ознаменовавший начало реформы. Суть указа коротко сводилась к следующему. 1. Каждый домохозяин, владевший надельной землей на общинном праве, получал право «во всякое время требовать укрепления за собою в личную (читай, частную. — Н.К.) собственность причитающейся ему части из означенной земли». 2. Порядок выхода из общины был предельно упрощен: каждый пожелавший «укрепиться» подавал через сельского старосту заявление в общину, которая в течение месяца простым большинством голосов должна была вынести положительное решение. Если же община затруднялась, ей на месте помогал «земский начальник». 3. При невозможности отделения община должна была «удовлетворить желающего выделиться деньгами по взаимному с ним соглашению», а при невозможности соглашения — по оценке, установленной волостным судом. Весной 1907 г. в Госдуму был внесен составленный на базе указа проект закона «Об изменении и дополнении некоторых постановлений о крестьянском землевладении», который после трех лет ожесточенных споров, 14 июня 1910 г., был принят. В законе, в частности, предусматривалось устранение чересполосицы посредством привязки участков к единому месту и устанавливалось, что «укрепленные» участки могут купить исключительно «лица, приписанные к сельским обществам». Заложить земли можно было только в Крестьянском банке и только для хозяйственных улучшений. Реформа вызвала дискуссии не только в Думе, но и среди простого люда (чего власть и добивалась). Наиболее быстрый успех «укрепление» имело в относительно недавно присоединенных территориях: в Новороссии, малороссийских губерниях, в северо-западном и западном краях (в последнем случае регионы граничили с иностранными местностями, где частная собственность на землю господствовала и до этого). Другую крайность составили губернии севера, северо-востока и великорусские земли. В некоторых северных губерниях за первые пять лет реформы не было ни одного случая «укрепления», а в Архангельской губернии было выделено всего 200 дес. из 335 тыс. (0,06%). Что до великорусских территорий, то там выделенные участки составляли от 2 до 5% всех крестьянских земель. О провале, хорошо, о неудаче аграрной реформы свидетельствуют и другие цифры. За 1907–1915 гг. было подано прошений более чем от 3 млн хозяйств из 9,2 млн (по состоянию на 1907 г.). Вроде бы неплохо: треть общинников предпочла «архаичной» общине фермерскую свободу. А теперь внимание: к 1917 г. в России насчитывалось 1,6 млн индивидуальных хозяйств бывших общинников на площади около 16 млн дес., что составило примерно 10–11% всех крестьянских хозяйств на 1916 г. Всего 10–11% вновь образованных хозяйств — стоило ли огород городить? Если, конечно, абстрагироваться от истинных задач Столыпина? Читатель поинтересуется, куда делись еще 1,5 млн «укрепившихся», ведь к 1916 г. из общин намеревалось выйти свыше 3 млн крестьян, а вновь образованных хозяйств было всего 1,6 млн? А вот куда: новые собственники часто продавали земли общинам или богатым крестьянам либо закладывали их в Крестьянском банке, а после, не имея возможности расплатиться, увеличивали ряды безземельных батраков и городского пролетариата. Иначе как по-другому объяснить тот факт, что в процессе реформы количество крестьянских хозяйств, использовавших наемный труд, увеличилось на треть? Наконец, еще одно общественное заблуждение, на этот раз — о переселении крестьян в Сибирь. Принято считать, что переселение в малонаселенные районы Алтайского округа, предпринятое с целью хозяйственного освоения региона, было частью аграрной реформы Столыпина. (В Алтайский округ входили территории современных Алтайского края, Кемеровской, Новосибирской, Томской областей, Республики Алтай, Хакасии, а также Восточно-Казахстанской области Республики Казахстан.) Это не так. Указ от 19 сентября 1906 г. «О передаче кабинетских земель в Алтайском округе в распоряжение Главного управления землеустройства и земледелия для образования переселенческих участков» появился раньше указа от 9 ноября об аграрной реформе и стал продолжением ранее изданных «переселенческих» указов. Так, еще 17 октября 1905 г. царь утвердил положение комитета министров (снова Витте) «Об отводе земель воинским чинам, участникам Японской войны». Согласно положению действие правил о добровольном переселении сельских обывателей и мещан-земледельцев распространялось «на всех увольняемых в запас или в отставку нижних чинов Маньчжурских армий». Сами же правила были утверждены еще 6 июня 1904 г., когда Столыпин верховодил в Саратовской губернии Главной причиной, побудившей власти пойти на расширение переселенческой программы, была не забота об освоении (активная деятельность переселенцев в Сибири в целом и на Алтае в частности началась еще во второй половине XVII в.), а стремление уменьшить массовое недовольство армии после проигранной Русско-японской войны. Экономические результаты переселенческой кампании были не в пример лучше аграрной реформы. Общее количество переселенцев за 1906–1916 гг. составило 3,1 млн человек, уже в 1911 г. в сибирских областях насчитывалось свыше 3 тыс. маслозаводов, из которых 1,3 тыс. были артельными, ускоренно возрастал сбор хлебов (в 1911–1915 гг. по сравнению с 1901–1905 гг. он вырос на 66%, тогда как в европейской России — лишь на 11%). Но, повторюсь, переселенческая кампания была отдельной государственной программой. Пожалуй, одним из немногих действительно нужных нормативных актов, принятых в развитие переселенческой программы Витте, стал закон от 19 апреля 1909 г. «О порядке выдачи ссуд на общеполезные надобности переселенцев». Сельские общества и отдельные лица получили доступ к беспроцентным ссудам до 2 тыс. рублей (предполагались и более существенные объемы) на срок до 10 лет, а в некоторых случаях — до 20 лет. Казалось бы, аграрная реформа в действии! Но в п. 4 закона читаем: «При самой выдаче ссуды сельскими обществами и селениями представляются мирские приговоры, а товариществами крестьян-домохозяев — круговые ручательства в принятии всех условий выдачи ссуды...» (курсив мой — Н.К.) Снова общинная круговая порука? Против чего же в таком случае власть боролась? ...Россия вновь выбрала себе героя, заслуги которого в основном ограничиваются спасением самодержавия, формированием социальной базы Октябрьского переворота 1917-го да безвременной гибелью от рук террориста. Наивные мы. Какими были, такими и остались.
|