Построение в России налогового рая для миллиардеров и налогового ада для остальных выталкивает миллионы людей «в тень» фото: Наталья Мущинкина Структура расходов бюджета — главный индикатор реальных, а не декларируемых приоритетов правительства. Заявлять и обещать можно что угодно, но финансирование важнейших сфер будет расти, а незначимых — сокращаться. Для оценки приоритетов величина расходов второстепенна: с одной стороны, разные сферы имеют разную капиталоемкость, а с другой — финансируются по-разному (так, нельзя сравнивать расходы федерального бюджета, например, на оборону и здравоохранение, так как на второе идут средства в основном регионов). Поскольку возможности государства меняются со временем, надо сравнивать динамику не абсолютных сумм, а удельного веса соответствующих сфер в общей величине расходов. Главный приоритет бюджета не вызывает сомнений: это оборона, расходы на которую выросли с 13,9% в 2011-м до 20,1% в 2015 году. Правда, в 2016-м ее удельный вес сократится до 19,6% из-за нарастающего пенсионного кризиса: на «затыкание дыр» в Пенсионном фонде пойдет 19,1% расходов (а благодаря «валоризации» пенсий, из-за которой вместо рублей нам начисляются никому не понятные баллы, в 2014 году доля пенсионных расходов бюджета упала с 20,5 до 15,2%). Причина пенсионного кризиса — безумная регрессивная шкала обязательных социальных взносов, при которой бремя обязательных отчислений тем тяжелее, чем беднее человек. Построение в России налогового рая для миллиардеров и налогового ада для остальных выталкивает миллионы людей «в тень» и лишает Пенсионный фонд средств — и даже если трогательно заботящиеся о себе либералы правительства Медведева повысят пенсионный возраст до 70 лет и снизят пенсию до прожиточного минимума, это не смягчит пенсионный кризис. Удивительно, что правоохранительная система и обеспечение безопасности, вопреки постоянной либеральной истерике, отнюдь не являются приоритетом государства. Расходы на эти цели росли лишь до 2013 года (с 11,5% в 2011-м до 15,5%), но в 2016-м будут сокращены до 12,3%. Не меньшая неожиданность — относительно высокая приоритетность расходов на экономику. В 2014 году их доля превысила 20% и была максимальной среди всех укрупненных статей расходов, причем это не было связано с имиджевыми проектами (стоит напомнить, что Олимпиада прошла в феврале). Вероятно, это была действительная попытка самой настоящей модернизации, полностью ушедшая «в свисток» из-за безнаказанных коррупции и произвола монополий и потому совершенно не замеченная обществом. Крайне неприятные, не имеющие никакого оправдания тенденции — наглядное, почти полуторакратное сокращение приоритетности здравоохранения (с 4,8% в 2012-м до 3,3% в 2016 году) и образования (с 5,0% в 2013 году — до 3,6%). Даже на этом фоне чудовищным выглядит снижение доли расходов на помощь регионам — почти на четверть за два года: с 5,5% в 2014-м до 4,2% в 2016 году. В условиях бюджетной катастрофы, устроенной либералами правительства Медведева в регионах (так, в Забайкальском крае на 2016 год бюджет принят с расходами на бюджетников лишь на восемь месяцев: на большее денег нет, и нет представлений о том, как их можно получить), дальнейшее сокращение этой помощи трудно трактовать иначе как сознательную дестабилизацию страны. При этом одной из наиболее быстро растущих и, соответственно, одной из наиболее приоритетных расходных статей бюджета является выплата процентов по госдолгу: ее доля в бюджете вырастет с 2,7% в 2013-м и 2,8% в 2014-м до 4,0% в 2016 году. Конечно, девальвация рубля сильно увеличила бремя внешнего долга: при сокращении его суммы за 2015 год на 15% (с 599 до 515,3 млрд долл.) его доля в ВВП подскочила с 32,2 до 42,4% — при безопасном уровне для монополизированных и неэффективных экономик типа нашей в 30%. Однако доля государства во внешнем долге России — менее 6%, поэтому рост расходов на выплату процентов вызван ростом внутреннего долга. Бюджету, захлебывающемуся от неиспользуемых денег (которых, по отчетности Минфина, на 1 февраля в нем лежало 10,2 трлн руб.), новые займы не нужны; скорее всего, реальная цель — поощрение финансовых спекуляций ради самих спекуляций и вряд ли бескорыстное перекачивание денег налогоплательщиков в карманы банкиров. Таким образом, реальные приоритеты либерального правительства в значительной степени вызывают отвращение и протест у всякого нормального человека, а дежурную мантру «денег нет» трудно трактовать иначе как откровенную, циничную и потрясающую в своей наглости ложь. Это вполне очевидно если и не основной, то, по крайней мере, активной части населения России. Так, проведенный в Рунете опрос, в котором в сжатые сроки приняло участие более 3 тыс. чел., принес поразительные результаты. Более 47% участников назвало ситуацию, при которой либеральное правительство не использует накопленные в бюджете 10,2 трлн руб. на нужды России, «уголовным преступлением», а почти 41% полагает, что в бюджете «нет никаких денег, все уже украли и только рисуют их в отчетах». Все остальные варианты имеют пренебрежимо малое количество сторонников: «правильными действиями» считают политику правительства Медведева менее 4%, «чем-то иным» и «затрудняются с ответом» чуть больше 3%, а меньше всего — 2,5% — указывает на «добросовестное заблуждение». Столь постоянное и откровенное попрание не только здравого смысла и насущных нужд страны, но и общественного мнения, осуществляемое привластными либералами, возможно лишь из-за слабости российской демократии, так и не оправившейся после расстрела Дома Советов в 1993 году и лишь весьма опосредованно, частично и с опозданием, часто недопустимым, выражающей интересы и волю народа России. Современный либерализм, клянясь демократией и навязывая под ее маской грабеж и террор всем, до кого может дотянуться, на деле отрицает ее. Однако извращение ценности не способно ее уничтожить: демократия остается одним из наиболее ценных изобретений человека. О ее кризисе и даже умирании на Западе свидетельствует не только враждебная своим народам политика правительств даже наиболее развитых стран, но и полное игнорирование ими современных технологий, которые могут качественно усилить ее и резко повысить ее эффективность. Доходит до сохранения в США средневекового института выборщиков, благодаря которому президентом может стать человек, за которого проголосовало меньшинство избирателей! Такая ситуация имела место трижды (последний раз — в 2000 году, с Дж. Бушем), и ни разу избранный выборщиками против воли избирателей президент не оказывался «удачным». Между тем информационные технологии, предельно упростив коммуникации, уже сегодня позволяют реализовать принципы распределенной и постоянной демократии. Прежде всего — государство может управлять на основе дешевых и молниеносных референдумов, проводимых хоть несколько раз в день. При этом вполне реализуем принцип делегирования голосов, когда люди, сознавая свою некомпетентность в решаемом вопросе, могут передать свой голос тому, кого считают специалистом. Скажем, при обсуждении судьбы медицины голос может быть передан врачу, а при определении научной политики — ученому. Если позиция специалиста перестанет нравиться, человек сможет при следующем голосовании передать голос другому или голосовать самому. Кроме того, сегодняшние коммуникации, упрощая процесс голосования, позволяют демократии стать повседневным явлением, а не чем-то, реализуемым раз в несколько лет, и обеспечить постоянную ответственность всех избираемых должностных лиц. Вполне возможно восстановить институт отзыва однажды избранных на досрочных выборах (если, например, недовольные им собрали больше 20% голосов избирателей). Правда, если досрочные выборы оставят ранее избранного на его месте, их инициаторы должны будут оплатить их проведение, — однако после создания соответствующей инфраструктуры эти расходы могут оказаться не запретительно высокими. Уже существующие технологии позволяют сделать это прямо сегодня, причем за смешные (по сравнению с обычно запрашиваемыми на «информатизацию») деньги. Разумеется, это не устранит всех недостатков и уязвимостей демократии — но как минимум качественно повысит ее эффективность и превратит нас из бессловесных жертв обслуги враждебного нам Запада в людей, принимающих решения о своем будущем и сознательно несущих за них ответственность.
|