Стоит ли доверять Центробанку?

Если бы рубль точно повторял котировки нефти, доллар стоил бы уже 120 рублей

29 января Банк России на очередном заседании совета директоров оставил ключевую ставку неизменной, сохранив ее на уровне 11%, и отметил, что не исключает ужесточения денежно-кредитной политики в случае усиления инфляционных рисков. Со времени предшествующего заседания совета директоров ЦБ 3 августа рубль потерял 23,7% своей стоимости. На следующий рабочий день, 1 февраля, Национальный банк Казахстана повысил базовую ставку с 16 до 17%, а ставку по операциям постоянного доступа по предоставлению ликвидности — до 19% годовых. В своем пресс-релизе банк указал, что этот шаг продиктован задачами укрепления доверия к национальной валюте. С момента предшествующего повышения ставки 2 октября тенге подешевел к доллару на 30,3%.

Немедленно после объявления решения Банка России по ключевой ставке советник президента С.Глазьев выступил с резкой критикой предпринятого шага, обвинив Центральный банк в провоцировании ажиотажа на валютной бирже, наращивании инфляции и дестабилизации реального сектора экономики. Как обычно, экономист призвал к смене курса и руководства Банка России. В Казахстане жесткие решения были не только обсуждены, но и приняты: в начале ноября председатель Нацбанка К.Келимбетов был снят с должности и заменен молодым банкиром Д.Акишевым. Под лозунгом возвращение доверия к тенге Национальный банк Казахстана начал делать ровно то, что предлагает С.Глазьев: отошел от принципа плавающего курса и снова стал активно продавать валюту на бирже; взамен таргетирования инфляции начал предлагать ликвидность банковскому сектору.

По сути финансовые мегарегуляторы двух стран, чьи экономики крайне похожи (в России на нефть, нефтепродукты, газ, металлы и руды приходится 68% экспорта, в Казахстане — 80%), избрали две разные стратегии противостояния финансовым потрясениям. В России команда Э.Набиуллиной с конца 2014 г. четко придерживается политики плавающего валютного курса, предполагающей отказ от валютных интервенций и траты резервов; а также таргетирования инфляции, обеспечиваемой увеличением и сокращением ликвидности. Эта стратегия в кризисные моменты кажется не приносящей результата, так как Банк России не стремится сгладить колебания валютных курсов (что и воспринимается некоторыми как «спекуляция» и «ажиотаж»). Однако после паники ситуация стабилизируется (достаточно вспомнить, что с декабря 2014 г., когда ставка была поднята до тех же 17%, по май 2015 г. рубль укрепился на 38%), и начинается обратная волна снижения стоимости кредитов. Недавний «обвал» рубля с 72,9 руб./долл. до почти 83,6 руб./долл. был отыгран к 29 января более чем на 4/5. При этом ЦБ не ругает только ленивый, хотя его политика на деле обеспечивала и обеспечивает устойчивость российской валюты: когда в декабре 2014 г. рубль опускался до 67–68 руб./долл., нефть не падала ниже 48 долл./бар. Если бы рубль точно повторял котировки нефти (о чем сегодня говорят как об очевидном факте), доллар стоил 120 руб., а не 75 руб., как после недавней коррекции. Если бы Банк России пытался выходить на биржу в дни паник, он вряд ли сбил курс, но легко растратил резервы, сохранение которых оставалось базой доверия к рублю и позволяло ему затем восстанавливаться. Я не говорю о том, что при падении курса национальной валюты за год почти на 37% (имеется в виду отношение средневзвешенного курсу рубля к доллару за 2015 г. к аналогичному показателю за 2014 г.) удержание инфляции ниже 12% — почти подвиг (схожая ситуация в Белоруссии в 2011 г., когда «рубель» упал на 62%, породила ставку Нацбанка в 45% годовых, официальную инфляцию по итогам года в 108%, бегство вкладчиков из банков и массовое закрытие инвестиционных проектов).

В Казахстане Д.Акишев и его коллеги попытались всеми доступными методами обеспечить решение поставленной перед ними задачи поддержания курса — включив для этого пресловутое «ручное управление», вернувшись в качестве продавца валюты на биржу и не гнушаясь банальным очковтирательством (например, в пресс-релизах Нацбанка говорится о том, что ставки по репо устойчиво снижаются, хотя вся рыночная статистика указывает на их уверенный рост с первых дней после смены руководства). Доверие к заявлениям Национального банка резко снизилось, и началось паническое избавление от местной валюты (не случайно уровень долларизации депозитов достиг почти 70%). Сейчас, потратив в 2015 г. на поддержание курса 17,7 млрд долл. и сократив общий объем государственных резервов до 92 млрд, руководство казахстанского регулятора активно пытается получить от правительства и президента санкцию на использование средств т.н. национальных фондов (в российском случае — Резервного фонда и ФНБ) для удержания курса тенге в рамках ранее объявленного коридора. Вряд ли это удастся: с конца октября казахстанская национальная валюта обвалилась с 271 тенге/ долл. до 383,2 тенге/долл. 22 января 2016-го. Если бы рубль за это время повторил тот путь, который прошел тенге, курс российской валюты сегодня достигал 145–150 руб./долл.

Однако для экономики важны не только курс или ставка сама по себе, но и их динамика, и тут преимущества российской стратегии перед казахстанскими метаниями видны еще отчетливее. Принимая решение о повышении ставки, Национальный банк исходил из утверждения Д.Акишева о том, что «большинство негативных сценариев с точки зрения платежного баланса уже реализовалось», и дальнейшего обвала на рынках власти не ждут. Повышение ставки было предпринято в очень «удачный» момент, когда коррекция на рынке нефти повела «сырьевые» валюты вверх — и подорожавшая почти на треть (с 27 до 36 долл./бар.) менее чем за две недели нефть вызвала рост тенге до 364,8 тенге/долл. Конечно, эту положительную динамику можно в отчетах отнести на «мудрые» действия Нацбанка и его политику повышения ставок — проблема лишь в том, что, когда на сырьевых рынках возобновится снижение котировок, тенге снова пойдет вниз, а повышать ставку уже почти некуда: экономика неизбежно начнет быстро замедляться. В России, замечу, в 2016 г. ставка снижалась пять раз — и потому у отечественных финансовых властей на случай нового ослабления рубля руки остаются развязанными, в отличие от наших соседей, которые возможность поддержания курса за счет роста ставки практически полностью исчерпали.

В течение последнего десятилетия Казахстан заметно опережал Россию в сфере формирования благоприятного инвестиционного климата, развития бизнеса и привлечения в страну зарубежных инвестиций. Налог на прибыль в Казахстане составляет 15%, НДС — 12%, НДФЛ — 10%, страховые платежи — 15% (в России эти цифры выше в 1,3, 1,5, 1,3 и 2,0 раза соответственно). Объем накопленных иностранных инвестиций — 63% ВВП (в России — 29% ВВП) (при этом инвестиции из КНР в Казахстан в 10,5 раза превышают китайские вложения в Россию). Частные компании с международным участием обеспечивают 60,2% добычи нефти и 53,2% — урана (цифры для России попросту немыслимые). Однако, как мы видим, даже прекрасная институциональная среда не компенсирует ошибки финансовых властей. Возможно, казахским политикам придется задуматься о возвращении К.Келимбетова на пост главы Нацбанка, но нам в России стоит думать не об этом, а о том, чтобы потуги разного рода неучей и популистов не привели к параличу работы нашего Центрального банка, пока остающегося одним из наиболее вменяемых институтов в стране.