Новый год — самый веселый праздник... Не хочется портить предновогоднее настроение, но, боюсь, иначе не получится — я попробую дать субъективный ответ на вопрос, что 2015 год оставит после себя в экономике. Получается, что Новый год — праздник с сединою на висках, и не только у Деда Мороза. фото: Геннадий Черкасов Итоги года можно подводить по-разному. В свое время в этом жанре преуспел Андрей Илларионов. В ранге советника президента Путина он проводил предновогодние пресс-конференции и представлял мозаику года: у него были такие номинации, как «Успех года», «Провал года», «Загадка года», «Скандал года» и так далее. У меня будет по-другому, и не только потому, что, как правило, ремейк хуже оригинала, но и потому, что Илларионову не приходилось составлять мозаику итогов кризисного года, а 2015-й — именно такой. Поэтому его итоги я постараюсь представить не пестрым калейдоскопом, а неким несимметричным триптихом. События и герои «красной зоны», то есть со знаком «минус»; то же самое — из «зеленой зоны», то есть со знаком «плюс», и общие выводы. Начинать, конечно, надо с цифр года. Их много, но ключевые, понятно, — долларовая цена барреля и рублевая цена доллара. Что два этих показателя неразрывно связаны друг с другом, объяснять никому не надо. Так вот, средняя цена нефти российской марки Urals в январе–ноябре 2015 года, по оценке Минфина, снизилась в 1,9 раза по сравнению с аналогичным периодом прошлого года. За 11 месяцев 2015 года она в среднем составила $52,57 за баррель, в январе–ноябре 2014 года на том же ценнике значилось $100,91. В целом в 2014 году среднегодовая цена нефти Urals сложилась на уровне $97,6 за баррель, снизившись к показателю предыдущего года на 9,53%. Для справки: экономика России в 2014 году, по оценке , выросла на 0,6%. С рублем картина такова: средний курс доллара за 2014 год (данные ЦБ РФ) — 37,97 рубля. Амплитуда колебаний: максимальный и минимальный курсы доллара к рублю в 2014 году — 67,7851 и 32,6487. В 2015 году рубль, отправленный в ноябре 2014 года в свободное плавание, оставил следующие следы, в том числе и в наших кошельках: 2 января доллар стоил 58 рублей 51 копейку, самым дешевым «зеленый» был 18 мая — 49 рублей 17 копеек, самым дорогим — в конце декабря: 21-го, например, он стоил 71 рубль 25 копеек (данные приводятся по итогам торгов за день, без специального выделения дневных максимумов или минимумов). Чтобы в глазах не слишком рябило от цифр, вот некий промежуточный комментарий. Мы привыкли, что рубль и баррель ходят, держась за руки. Но специалисты отмечают: с начала декабря разрыв в темпах падения цен на нефть и курсом рубля оказывается почти трехкратным. Разрыв требует объяснения. Есть традиционное: налоговые платежи, для чего нужны рубли, потребность в которых поддерживает курс рубля. Некоторые рыночные аналитики отмечают, что ЦБ зажимает рублевую ликвидность в целях поддержки курса рубля. Но отрыв от нефти не может долго искусственно удерживаться, поэтому не исключено, что рубль готовится к прыжку. Естественно, вниз. Хотя есть фактор, этому сценарию противодействующий: состояние российского платежного баланса. А его активное сальдо растет за счет сокращения импорта и турпоездок (сказывается закрытие двух самых популярных у россиян направлений — и ). Теперь перейдем к другим цифрам. 105 — столько банков потеряли лицензию с января по начало декабря 2015 года. Известна острая реакция : «Все, что мы сейчас видим, — это масштабнейший банковский кризис. Мы видим нулевую прибыль банковского сектора, громадное формирование резервов, ЦБ приходится очищать банковский сектор от банков, которые таковыми не являются». По его словам, нынешний кризис оказался самым затяжным за последние 20 лет, а худших последствий удалось избежать лишь благодаря опыту кризиса 2008–2009 гг. и своевременному вмешательству государства. Кризис в экономике, выразившийся в расчетах, обнажил двуслойность банковского сектора. Есть нормальные банки, а есть банки, о которых Греф говорит, что они «таковыми не являются». Ситуацию иллюстрирует уголовное дело банкира Григорьева, которому инкриминируется, что он, в той или иной степени контролируя порядка двух десятков банков, организовал вывод из почти $50 млрд. Это значит, что кризис банков, о котором заявил Греф, имеет и криминальную составляющую. Сегодня разгребает весьма ядовитые завалы. Кризис стал своеобразным рентгеном, обнаружившим злокачественные банковские опухоли. Греф специально подчеркнул, что «если бы государство не выделило триллион рублей, то ситуация могла бы быть значительно драматичней». Триллион рублей — как допэмиссия — еще одна цифра 2015 года. 12 ноября первый зампред ЦБ Георгий Лунтовский заявил, что регулятор готовится напечатать до конца года 1 трлн руб. Последовал комментарий председателя ЦБ Эльвиры Набиуллиной: печать рублей в конце года — это рутина. К примеру, в прошлом году ЦБ РФ напечатал 900 млрд руб. накануне Нового года. Практически все эти деньги были изъяты из оборота в январе–феврале, когда россияне потратили их в магазинах. То же самое, считает Набиуллина, произойдет и со свеженапечатанным триллионом. Но есть в истории с новым триллионом пикантная подробность. 11 ноября, за день до анонса Лунтовского о сверхплановой загрузке фабрик Гознака, в Думе выступал и.о. главы департамента денежно-кредитной политики Банка России Александр Полонский, он, в частности, сказал: «В кризис 2008–2009 гг., когда мы влили 3 трлн руб. и часть этих денег пошла на валютный рынок, поэтому большое вливание может не дать эффект тот, который мы ожидаем, мы уже это проходили». Что же получается, вливание 3 трлн руб. в кризис 2008–2009 гг. (когда председателем ЦБ был Сергей Игнатьев) — это ошибка, а вливание 900 млрд руб. в 2014 году и 1 трлн руб. в 2015-м — это благо? Если вбрасывание рублей в 2008–2009 гг. руководство ЦБ считает неэффективным, но все равно идет на подобные шаги, значит, оно вынуждено так поступать. Аргумент Грефа — печатный станок включили ради поддержки банков — получает подкрепление. Есть оценки: потери российского банковского сектора в результате отзывов лицензий более чем сотни банков — как раз не менее 1 трлн рублей. Кстати, ожидаемый инфляционный всплеск в начале 2016 года — такое же сезонное явление, как и дополнительная эмиссия в конце 2015-го. Не вредно, кстати, вспомнить, что происходило на валютном рынке России в самом конце 2015 — начале 2016 г. Печатный станок и 900 млрд новеньких рублей, о которых рассказала Набиуллина, явно не остались к этому непричастными. Январю 2016 года — приготовиться! Экономические и очень масштабные скандалы — это бюджеты, что 2015-го, что 2016 годов. Их отличительная черта — нереальность. Бюджет 2015 года весной подвергся секвестру на 10%. Но уроки не были извлечены. Минфин уже предложил секвестрировать расходы только что принятого бюджета-2016 на 5%. Ошибки повторились. Бюджетотворцы расписались в том, что выдали брак — и по прогнозу цены нефти, в бюджете она $50 за баррель, и по макроэкономическим результатам, и по инфляции. Это скандал. Председатель Счетной палаты Татьяна Голикова уверена, что секвестр — наихудший выход из положения. Взамен она предлагает изменить механизм доведения лимитов бюджетных обязательств, прекратить 100-процентное авансирование контрактов и другие меры, позволяющие «не дергать» бюджет. Есть луч света в темном царстве, и даже не один. Надежда года — это помесячная статистика индексов роста ВВП РФ августа, сентября, октября, показавшая, что российская экономика хоть и шатается, но не падает. Правда, ноябрьская статистика снова ныряет в «красную зону», что показывает прежде всего промышленность. Но это не значит, что на надежде года уже можно ставить жирный крест. Есть зеленые цифры. В III квартале зафиксирован чистый приток капитала в Россию на уровне $5,3 млрд. Ничего подобного по итогам квартала не было уже пять лет — со II квартала 2010 г. (тогда чистый приток составил $4,1 млрд). Вот еще важная зеленая статистика от Евгения Гавриленкова, главного экономиста, управляющего директора Sberbank CIB: за 9 месяцев 2015 года чистая прибыль российских компаний выросла на 29,7%. Этот рост наблюдается повсеместно: в добывающем секторе (+21,6%), в обрабатывающей промышленности (+55,3%), в розничной и оптовой торговле (+30,3%), в транспорте и связи (+17,2%), в сельском хозяйстве (+46,7%). А раз растет чистая прибыль, могут расти и инвестиции, с которыми связана главная надежда на возобновление роста. В сентябре, например, производственные инвестиции увеличились на 4,4% по сравнению с августом, правда, по отношению к сентябрю 2014 г. остались в минусе, сократившись на 5,6%. Именно Евгения Гавриленкова, а не министра экономического развития следует считать оптимистом года. Он не один раз (последний раз в начале ноября) выдвигал более чем оптимистичный прогноз на 2016 год, многократно опережающий по градусу оптимизма документы Минэкономразвития. Вот его кредо: «2016 год может быть сильным, и мы считаем, что рост ВВП в 2,5% будет реалистичным прогнозом». Основа прогноза: если позитивные тенденции сентября–октября продолжатся в четвертом квартале 2015 года. Если Гавриленков просто экстраполирует сентябрьский помесячный рост инвестиций, то вряд ли его оптимизм имеет прочную базу. Увы, есть большая вероятность, что условие продолжения позитивной динамики не будет соблюдено. Так каков же самый главный итог 2015 года в красно-зеленом обрамлении? Сначала разберемся с общим местом: российская экономика находится под давлением внешних, не зависящих от нее факторов, главный из которых — резкое (за два года в три раза) падение нефтяных цен. Но когда эти цены зашкаливали за $130 за баррель, это был своего рода пузырь не зависящих от российских нефтяников доходов. Пузырь, как и положено в кризис, лопнул. Если в банковской сфере кризис выявил банки, которые «таковыми не являются», то в экономической политике кризис обнажил беспомощность правительства. Эта беспомощность выражается в том, что не регулирует процессы, разворачивающиеся в экономике. Это далеко не только невыполнение тех или иных собственных или президентских решений и поручений (пресловутые «майские указы» только вершина айсберга), в «зеленой зоне» это неожиданные (!) для правительства позитивные итоги августа–октября, в «красной зоне» это бюджетные провалы и, самое главное, неизвлечение уроков. Это множество бумаг, совещаний и согласований, потраченных на налоговый маневр в ТЭКе, который выродился в заморозку экспортной пошлины на нефть (которая должна была бы снизиться) и в росте НДПИ на газ, то есть в чисто фискальный инструмент. Это шесть (за точность последней цифры, впрочем, не поручусь) постоянно сменявших друг друга прогнозов на 2015 год. Это склонность к самообману, что выражается в том, что сначала министры не говорят правду, чтобы «не сеять панику», а потом начинают верить собственным словам. Конечно, кто мог предвидеть столь радикальное падение цен на нефть? Кто мог предвидеть резкое ухудшение отношений с Турцией, последовавшее после предательски сбитого Су-24? Это события, которые все чаще вслед за трейдером-философом Нассимом Талебом называют «черными лебедями». Но разве нельзя было не наступать дважды на одни и те же бюджетные грабли? Разве не ясно было, что, наоборот, ожидавшееся повышение ставки ФРС , состоявшееся, наконец, 16 декабря, усилит волну удешевления и нефти, и рубля? Разве нельзя было формировать контрсанкции так, чтобы они не наносили столь ощутимый удар по внутреннему российскому рынку, пришпоривая рост цен, что в значительной мере обессмысливает главную цель политики ЦБ? Вопросы можно продолжать. Алексей Улюкаев, придумав красивую формулу «новая нормальность», компоненты которой — низкие в среднесрочной перспективе цены на сырье и невозможность для России выйти на темпы роста, превышающие 2–4%, тем самым дал индульгенцию правительству. Но индульгенций у правительства не бывает. Совершенно не случайно такие разные экономисты, как Герман Греф и Сергей Глазьев, выдвигая свои расходящиеся и по ценностям, и по экономическим и политическим векторам программы, сошлись в одном: в нынешнем виде правительство со стоящими перед ним задачами не справляется. Глазьев ставит на эмиссионное финансирование, изменение статуса ЦБ, всеобъемлющий административный контроль, на индикативное планирование и новый Госплан. Греф предлагает создать центр, который занимался бы, с одной стороны, разработкой стратегических решений, включая в первую очередь проведение необходимых реформ, с другой стороны, контролировал бы исполнение принятых решений. По мысли Грефа, это надправительство, новый центр власти должен находиться не в правительстве, а в прямом подчинении президенту. Греф считает, что при нынешнем уровне госуправления масштабные реформы в лучшем случае неподъемны, в худшем — опасны. И Глазьев, и Греф вынесли приговор немощи правительства. Это еще один итог 2015 года.
|