Как бы ни коверкали нашу экономику, рыночные начала в ней сильны фото: Алексей Меринов Кризис — неприятная характеристика. Для власти она неприятна вдвойне, когда выясняется, что это не просто скучные цифры, но и недееспособность существующей экономической модели. Изменение такой модели — задача уже политическая. Что модель российской экономики безнадежно устарела, стало совершенно очевидно еще в 2011 году, когда статистика бесстрастно показала: рост цен на нефть уже больше не поднимает отечественный ВВП. Вдобавок вскоре выяснилось, что вниз, за падением нефтяных цен он по-прежнему охотно следует. Программы перемен выдвигаются. Как и следовало ожидать, самые значимые — вовсе не из рядов парламентской или непарламентской оппозиции, а из формально или неформально близкого к Путину круга лиц. Это уже к вопросу о состоянии политической конкуренции. Широкую известность получила программа советника президента академика Сергея Глазьева. Нет смысла повторять ее в деталях, важно отметить главное. Сердцевина — изменение статуса Центрального банка и его кредитно-денежной политики. Глазьев обещает щедрую эмиссию, она поддержит инвестиции и якобы не приведет к росту инфляции и курса доллара. Экономика в результате пойдет в рост. Конечно, потребуются и ужесточение валютного контроля, и резкое сокращение субъектов валютного рынка, административный контроль за реализуемыми проектами. Идеи эмиссионной поддержки экономики близки промышленникам. Поэтому совсем не случаен блок Глазьева и «Деловой России», организации, представляющей интересы прежде всего несырьевого бизнеса. «Деловая » родила доклад Столыпинского клуба, который в последней редакции называется «Экономика роста». Глазьев числится в его соавторах. Лидер «делороссов» Борис Титов удручен тем, что «столыпинский» доклад в общественном мнении ассоциируют прежде всего и практически исключительно с Глазьевым. Борясь за «авторские права», он объясняет: идея доклада и его первая версия возникли «до Глазьева», синтез произошел потом. Но важна не хронология, а содержание. У «столыпинского» доклада есть внешнеполитическая часть, и она разительно отличается от того, что Глазьев докладывал Совету Безопасности. У академика война уже развязана, это гибридная война, которую против нас ведут . Доклад Столыпинского клуба, наоборот, ориентирован на мир, а не на войну. Он призывает «перезагрузить отношения с Западом» и сохранять холодную голову: «Необходимо признать, что в условиях реальной технологической зависимости от импорта изоляция от Запада делает задачу технологической модернизации российской экономики практически невозможной». Раз Глазьев соавтор доклада, значит, он подписался и под этой фразой. Любопытно. Зато в экономическом содержании доклад Столыпинского клуба не расходится с идеями Глазьева. Хотя с цифрами расхождения есть. Если у Глазьева годовая эмиссия 3 трлн рублей, у «столыпинцев» — 1,5. Глазьев писал о ставке по кредитам для проектов реального сектора в 4% годовых, в последней версии доклада целевая цена кредитов не указана. Но это вряд ли принципиально. Важно, что доклад писался в первую очередь для того, чтобы потеснить «монетаристов» у рычагов денежно-финансовых властей и получить, наконец, больше денег. Понятно, что главный риск «перезагрузки» печатного станка — инфляция. «Антимонетаристы» считают, что тут бояться нечего, контролируемые государством инвестиции в производство не дадут раскручиваться росту цен. У Глазьева есть и административный контроль, у «делороссов» ставка на проектное финансирование. Но в рамках любого инвестиционного проекта выход на рынок, скажем, оборудования (незагруженных мощностей не хватит) обязателен. Цены соответственно отреагируют. Есть еще одна сторона. Предположим, проценты по кредитам будут глазьевскими. Не сверх текущей инфляции — тогда они были бы сегодняшними, а просто 4%. В условиях пусть пока не увеличившейся за счет эмиссии инфляции это даже не бесплатно, это раздача денег с доплатой. Искушение слишком велико. Никто не гарантирует, что проект, пройдя все процедуры согласования и получив финансирование, вдруг не лопнет, не растянется во времени, не превратится в сказку про белого бычка. Откаты никто не отменял. Вот любопытные цифры из последнего антикоррупционного доклада первого заместителя генпрокурора Александра Буксмана, он привел их 25 ноября. С одной стороны, число выявленных преступлений в сфере выполнения госзаказов выросло в 2015 году на четверть — до 335. Это данные . С другой стороны, прокурорами за 9 месяцев установлено и пресечено около 100 тысяч случаев получения так называемых откатов в сфере госзакупок. Обе цифры я привожу из одного сообщения РИА «Новости». Получается, откат не преступление. Если проект срывается с инвестиционного крючка, а страховки от этого у «столыпинцев» нет, бесплатные рубли и инфляцию разгонят, и доллар с евро вверх взметнут. Глазьев и «делороссы» проклинают политику ЦБ. По выражению Титова, нужна «промышленная денежная политика». О политике ЦБ Глазьев отзывается так: «В чьих интересах эта политика? Это лоббирование интересов спекулянтов и ростовщиков». Но как же с инфляцией? «Главный путь снижения инфляции — это экономический рост» — кредо «столыпинского» доклада. Даже как-то неловко читать. Обоснование понятно: больше товаров — ниже цены. Но это та простота, которая хуже воровства. Экономика растет, когда растет спрос, а когда растет спрос, цены растут. Именно так живет рыночная экономика. Или вот такое предложение: «стабильно заниженный курс рубля». Но (это уже арифметика) занижение курса рубля ведет к росту цен. Получается королевство кривых зеркал. Предлагается «реализовать российский вариант политики количественного смягчения (QE)», но там, где такая политика проводится, важнейший индикатор — рост цен, задача выйти из дефляционной ловушки, разбудить цены, чтобы подтолкнуть экономику. У нас ситуация принципиально иная — цены перейдут в галоп. Эмиссионный план имеет шансы на существование, но только при мощном административном подкреплении. Предприниматели-«делороссы» эту тему в ее надзорно-контрольном виде не развивают, они хотят, чтобы деньги подешевели, но не хотят еще большего административного нажима. Но одно без другого не получается. Именно поэтому «столыпинский» план в первую голову глазьевский. У него есть альтернатива. Ее выдвигает . В планах Грефа и Глазьева есть два общих звена. Это задача обеспечить экономический рост и необходимость создания центра стратегического управления экономикой. Глазьев говорит об индикативном планировании и возрождении нового Госплана. Греф — о центре управления реформами, ответственном за выработку стратегии и ее реализацию. Разница уже чувствуется. Дальше — больше. Опора глазьевского плана — государство. В лице прежде всего упомянутых индикативных планов, контроля над инвестиционными проектами, банковского контроля, валютного контроля и т.д. Греф видит ключ в демонополизации экономики, в развитии конкуренции, в приватизации, уходе от развивающегося сейчас огосударствления. Он предлагает демонополизировать центр тяжести российской экономики — «нефтянку». Можно, конечно, обвинить руководителя крупнейшего в стране банка, естественно, государственного, в лицемерии: «Врач, исцелись сам!» Но нельзя не видеть, что в качестве монополиста Греф ведет себя как белая ворона. Мало того что его банк не костенел в близком к монопольному статусе, а активно и успешно модернизировался, он отказался от господдержки, что для госмонополии совершенно не свойственно. В недавнем интервью немецкому экономическому изданию Handelsblatt Греф заявил, что поддерживает идею «полной приватизации» госбанка. У Глазьева двигатель роста — государство, у Грефа — частные инвестиции. Старая развилка. Так какой план, Глазьева или Грефа, имеет сейчас лучшие шансы на реализацию? Выбор политический. Значит, приходится к политике обращаться. Война, в которую Россия уже втянута, актуализирует план Глазьева. Он тем реальнее, чем глубже Россия увязнет в войне. Этот план открывает дорогу к мобилизационной экономике. Но есть существенное «но». Это сама экономика. Она прожила квартал без падения. Вот статистика от Евгения Гавриленкова, главного экономиста, управляющего директора Sberbank CIB: за 9 месяцев чистая прибыль российских компаний выросла на 29,7%. Этот рост наблюдается в добывающем секторе (+21,6%), в обрабатывающей промышленности (+55,3%), в розничной и оптовой торговле (+30,3%), в транспорте и связи (+17,2%), в сельском хозяйстве (+46,7%). О чем говорят эти цифры? Как бы ни коверкали нашу экономику монополии, вороватые чиновники и силовики, рыночные начала в ней уже сильны. Она не зря прожила последние 24 года. Экономика сама находит потенциал подъема. Главное — не мешать. А когда выбор трудного решения можно отложить, в России так и поступают.
|