Евгений Пантелеев: «Для российских товаров в магазинах не хватает полок»

В июне Москва отметила День работника легкой промышленности

Что производит сегодня Москва и готовы ли наши предприятия заместить импорт хотя бы основных повседневных товаров, «МК» обсудил с экс-министром столичной промышленности (1992–2010 гг.), а ныне генеральным директором одного из старейших косметических производств страны Евгением ПАНТЕЛЕЕВЫМ.

— У многих еще свежи в памяти слова главы президентской администрации Сергея Иванова, назвавшего москвичей «массой», которая «ничего не производит». Одни сразу стали его опровергать, другие усмотрели глубинный смысл, как отреагировали вы?

— Для меня это было очень удивительное заявление, ужасно неудачная фраза. С другой стороны, привычка считать Москву праздным городом, который состоит из одних только магазинов, театров и парков, свидетельствует о том, как мало мы рекламируем наши производства и работающих людей. Недавно я был на лекции по интеллектуальной собственности, и лектор стал перечислять «потерянные» страной бренды: автомобили «Победа», лимонады, фотоаппараты. Вдруг среди прочих показывает логотип фабрики «Свобода». Я встал и говорю: «А почему вы думаете, что он пропал? Предприятие работает, я его генеральный директор, у нас поставки по всей России, в СНГ». Десятки голов с удивлением повернулись в мою сторону, и я понял, что они тоже ничего не знают о нашем существовании… Вот это беда — когда не помнят. Сейчас в Музее Москвы Департамент науки, промышленной политики и предпринимательства хочет организовать фотовыставку о московской промышленности «MadeinMoscow». Может, там, на выставке, кто-то откроет для себя что-то новое. Городские власти инициировали экскурсии на предприятия: «День без турникетов», «Заводы — детям». Мы эту идею поддержали сразу.

Я не скажу, что в столице мощная промышленность, но она очень солидная. По крайней мере по сравнению с другими российскими регионами она остается ведущей. У нас великолепная пищевая индустрия: хлеб, молоко, мясо, крупы, конфеты — все свое. Вся авиация делается в Москве, в Комсомольске-на-Амуре и Воронеже только собирают узлы по готовым чертежам; есть хороший нефтеперерабатывающий завод; «Автофрамос» выпускает больше автомобилей, чем в свое время «Москвич». В 90-е мы много производств потеряли, но это процесс объективный, часть предприятий устарела и все равно не выдержала бы конкуренции.

— Какие показатели являются для вас главными, когда вы говорите о развитой столичной индустрии?

— Индексы промышленного производства (ИПП) — они демонстрируют динамику объема производства по сравнению с прошлым годом: был подъем или спад в денежном выражении. Последние три года наблюдалось небольшое снижение ИПП — на 1–1,5%, в 2014-м индекс пошел немного вверх. Фактически такие колебания не говорят ни о спаде, ни о подъеме: кризис 2008 года охватил все отрасли промышленности, кто-то приспосабливается лучше, кто-то — хуже, в целом же ощущается определенная стагнация. Хотя нынешний показатель 15–20% ВРП — это нормальный баланс для многих мегаполисов.

К 2018 году по программе Департамента науки предусмотрен серьезный рост индексов и прописаны внятные меры — прежде всего поддержка инновационных предприятий: льготы по кредитам на приобретение современного оборудования, помощь с получением сертификатов, развитие технопарков, гранты. Слабая сторона, мне кажется, заключается в том, что должны быть действия не одного департамента по развитию инфраструктуры, а консолидированная политика всего правительства: и имущественно-земельного комплекса, и энергетиков, и экологов. Ведь предприятия живут в реальном мире, где одновременно сталкиваются и с новыми тарифами, и с налогами, и с арендой. И еще мне как руководителю предприятия хотелось бы чаще собираться с директорами промышленных производств, по отраслям, в общем зале, в присутствии властей.

— Кажется, нет недостатка в союзах, клубах, ассоциациях? Торгово-промышленная палата, Российский союз промышленников и предпринимателей.

— Есть встречи и РСПП, и в ТПП: раз в квартал пригласят в палату, раз в квартал — в союз, только этого мало. В основном сам созваниваюсь с коллегами, они к нам приезжают, мы — к ним; хожу на все форумы.

— Что сейчас хотели бы обсудить в таком формате?

— В том числе наиболее эффективные меры поддержки. Можно расширить практику заключения инвестиционных контрактов предприятий с городом: мы обязуемся развивать предприятие — а власть на какое-то время дает послабления в налоговых платежах. Одно из главных преимуществ западных компаний — более легкий доступ к финансам: они у себя берут кредиты под 2–3%, а мы — под 15%.

Остро стоит вопрос взаимоотношений торговых сетей с производителями товаров народного потребления: сегодня валовый региональный продукт в торговле обогнал промышленность, ритейлеры хорошо развиваются, но за интересами чистого бизнеса не всегда готовы замечать интересы московских производителей. Относимся друг к другу с недоверием — промышленники не понимают, почему сети берут такие большие проценты, а сети не понимают, почему мы плохо продвигаем свою продукцию. И шарахаемся из стороны в сторону. То читаю: «Минпромторг принял решение, что доля легковых автомобилей российского производства будет составлять 80% на внутреннем рынке», то «будет урезана закупка иностранных лекарств» — а как это должно работать, мне, например, непонятно, нужны разъяснения.

— Вы говорите, надо поддерживать отечественного производителя на рынке. Но взять даже ваше предприятие: помимо собственной марки вы производите на своих мощностях американскую зубную пасту. Собственными руками помогли конкурентам.

— Мы только что прекратили ее выпуск, но десять лет действительно работали на Запад, в этом были и плюсы, и минусы. Контракт, заключенный в кризисный период, позволил нам загрузить и не останавливать производство. Иностранные партнеры привнесли современные технологии, регламенты, систему качества, рекомендации по сырью. Проводился аудит предприятия, где мы держали очень высокую планку. Но каждый год нас прижимали с ценой, все больше экономия была в их пользу, а не в нашу. Тем более за это время американцы построили завод в Китае и также использовали это как аргумент для давления. Я решил «партнерство» в таком виде остановить. Хотя мы по-прежнему будем помогать с разовыми заказами.

Вместе с тем, вы правы, я признаю и нашу вину в сложившейся ситуации на рынке. Когда мы получили большой контракт на производство, то лишь на этом и сосредоточились: не стали подключаться к продаже и рекламе, а свой товар распространяли по старинке, «верным» покупателям. Зато американцы заключили акции с магазинами, обошли все московские школы, провели занятия с учениками и учителями, подарили всем образцы продукции, договорились с ассоциацией стоматологов — организовали нормальную маркетинговую работу. Мы этот момент упустили. Сейчас наш товар по качеству абсолютно не уступает (делаем тем же коллективом, на том же оборудовании, из одного импортного сырья), но магазины уже говорят: «Вы неплохие, но поставить вас некуда, полки не резиновые». Значит, надо заниматься брендом. Мы готовы наравне со всеми участвовать в акциях, платить, но нам нужна поддержка — элементарно предоставить место на прилавке для российского предприятия. В Европе местных производителей выделяют. У нас имеющиеся квоты пока трудноконтролируемы.

— В прошлом году ваше предприятие отметило 170 лет, в его истории было немало впечатляющих страниц: французы создали первое в России парфюмерное производство; получили звание поставщиков Императорского двора; духи, помады и пудры заказывали восточные вельможи и торговые дома 12 стран. Перед революцией здесь работал автор легендарного аромата Шанель №5 Эрнест Бо. В советское время переориентировались на производство гигиенических товаров для рабочего класса (мыло, паста, кремы), а изготовленные «Свободой» тубы для еды «летали» в космос с нашими космонавтами. Как бы вы охарактеризовали, какую стадию переживает компания сейчас?

— Это предприятие, которое после лихолетья с приватизациями, акционерами, корпоративными конфликтами все-таки устояло и сохранило основу коллектива, умеющего делать продукцию уверенного качества. У нас около 850 человек — технологи, наладчики, операторы, инженеры, средний возраст которых уже около 45 лет. Нужна молодежь, которой недостаточно зарплаты в 40–42 тысячи рублей, и я иногда с ужасом думаю, что будет, если заболеют наши технологи-аппаратчики. Хороший мыловар должен иметь стаж не меньше десяти лет. Мастер-классы по изготовлению мыла за пару часов — это, поверьте, просто развлечение, а не наука, и международный сертификат качества GMP, который у нас единственных есть в России, за это не выдают.

На предприятии не самое новое оборудование — его надо заменять, как и многие технологии. Надо вводить новые ингредиенты в косметическую продукцию. Разрабатывать новый дизайн упаковки. Но, несмотря на все это, мы находимся в стабильном состоянии, у нас выстроена дисциплина, и мы готовы к прорывному действу. Для этого главное — новые продукты (не менее двух серий в год) и новые технологии в их продвижении.

Сейчас создали бизнес-инкубатор в партнерстве с наноцентром «Дубна» и МГУ. Больших денег у нас нет, поэтому стараемся привлечь творческие коллективы молодых ученых под договоренность о будущих победах. Так, в «Дубне» создали установку по производству ионов серебра — продукта, известного своими целебными качествами в косметике, и мы уже ввели его в рецептуру наших зубных паст, кремов и отдали их на сертификацию. Кроме того, обсудили с учеными создание косметики с лечебным эффектом для проблемной кожи. Космецевтика — косметология с лекарствами — очень перспективное направление, основанное на фундаментальных исследованиях. Надеемся презентовать свою новую продукцию на Фестивале науки уже в октябре. В конце прошлого года выпустили омолаживающую серию с микросферами гиалуроновой кислоты.

К сожалению, в плане науки заграница нас сильно перегнала. В Канаде, Японии, Америке все время заняты поиском новых компонентов, изучают медицинские основы волос, кожи. Достаточно сказать, что у одной из самых знаменитых косметических компаний Франции в составе 80 собственных научных центров по разным направлениям, свои лаборатории сертификации, салоны красоты, дизайнерские клубы, поток добровольцев, которые не жалеют себя для экспериментов. Наши отраслевые НИИ практически все распались с развалом СССР, сейчас пытаемся сами наладить контакт с отпочковавшимися лабораториями, химическими и биологическими институтами, Институтом лекарственных трав, закупаем активные компоненты у французов.

— Нет идеи создать косметологический кластер? Появилось много маленьких компаний, предлагающих косметическую продукцию.

— Если честно, я их боюсь — я не знаю, ни кто они, ни откуда. Они не стесняются: предлагают разные пилюли, вводить под кожу сыворотки, иногда используют нелегально наши же названия. Я был на одном предприятии: поехал по адресу, а там сарай, три бочки и четыре тетки с мешалками. Не скажу, что все такие же, есть хорошие активные ребята, но и подпольщиков много. В целом, конечно, мы открыты предложениям инноваторов к сотрудничеству.

— Москва объявила программу, по которой власти готовы оплачивать предприятиям 75% за обучение специалистов. Помогает?

— Идея хорошая, но пока мы только переговорили с рядом техникумов, а теперь надо найти самих ребят.

— Знаю, вы хотите проводить экскурсии у себя на «Свободе» на постоянной основе…

— Да, надо привлекать внимание, возрождать бренд, искать молодежь. В сентябре планируем стартовать, заодно и музейную экспозицию подготовим. У нас в запасниках сохранились продукты товарищества «Ралли и Ко»: мыло, флаконы от духов и одеколонов; старинная рекламная продукция и даже документы разных эпох: например, оригинал счета-фактуры XIX века на поставку нескольких дюжин мыла или заказ от Военно-морского флота СССР на разработку мыла для использования в морской воде. С особой гордостью храним настоящую реликвию — знамя Государственного комитета обороны СССР за вклад в победу над фашизмом. Все значимые события советской истории — запуск метро, великие стройки, полет человека в космос — находили отражение на этикетках нашего мыла.