Кризис и сейчас живее всех живых

Верить, впрочем, неподходящее слово. Верить можно и в абсурдные, иррациональные вещи. Когда же речь идет о кризисе, лучше придерживаться фактов. А они, к сожалению, свидетельствуют не в пользу российских оптимистов.

Судите сами: российская экономика просела в 2009 году на 7,9% ВВП вопреки всем прогнозам наших чиновников, до последнего момента выдававших Россию за “тихую гавань” в штормовом море мирового кризиса. В 2010 году она выросла на 4% опять вопреки несбывшимся, но на этот раз, как оказалось, излишне сдержанным прогнозам.

Происходит все это потому, что Москва постоянно недооценивает фактор глобализации. Еще бы: когда требуется, чтобы все вокруг было суверенным, трудно смириться с тем, что важнейшими регуляторами российской экономики являются мировые рынки и, соответственно, те решения мировых регуляторов, которые задают тренды на этих рынках, а соответствующие тренды вынуждены учитывать все: от биржевых спекулянтов до политиков. В том числе и российских, которым, возможно, еще грезится, что именно они руководят российской экономикой.

И не надо бредить происками “мирового правительства”, которое спит и видит, как бы ущучить Россию-матушку. При очевидной замшелости такого подхода он на удивление популярен у весьма влиятельных представителей российской элиты. Им надо быть трезвее: при 3% мирового ВВП Россия не имеет никаких шансов на то, чтобы быть субъектом глобальных решений. Надо четко отдавать себе отчет в том, что подобные мифические антироссийские происки — это оборотная сторона самовозвеличивания и самолюбования со стороны тех, кто о них говорит. А ошибочная самоидентификация не приводит, естественно, к выработке адекватной политики, она, наоборот, заводит в тупик.

Но вернемся к мировой экономике. Главная сенсация — решение об изменении прогноза финансового рейтинга США со стабильного на негативный. Оно принято 18 апреля агентством Standart & Poor’s, но предупреждения раздавались от всех членов ведущей тройки рейтинговых агентств. Что это значит?

Рейтингисты выражают недоверие американским финансовым властям, их возможностям оперативно справиться с бюджетными и долговыми проблемами. Картина такова: бюджетный дефицит в США уже два года зашкаливает за $1 трлн, в нынешнем году ожидается очередной мрачный рекорд — около $1,5 трлн. Госдолг США приближается к $14,3 трлн. Но ничего сенсационного в последнее время не произошло, картина принципиально не изменилась. Изменилась сама позиция рейтингистов, они не забыли, как их посадили на скамью подсудимых за то, что они проспали последний кризис. Теперь они полны бдительности. Совершенно очевидно также, что нанесен удар по политическому имиджу Барака Обамы.

Но вернемся от политики к экономике. Вот реакция экономики на решение Standart & Poor’s: 18 апреля американские фондовые индексы потеряли 1,5—1,8%, европейские снизились на 2,1—2,4%. Аутсайдерами же торгов стали российские фондовые индексы, потерявшие за день 3,75—3,95% (на фоне снижения цен на нефть на 1,7—1,8%). Общим фоном было укрепление доллара.

Все это означает, что, хотя заявление рейтингистов вызвало, как и следовало ожидать, раскачивание рынка, хотя толчком послужил более пессимистический прогноз финансового рынка США, инвесторы по-прежнему считают американские бумаги самыми надежными, “спасаются” в долларе, избавляясь прежде всего от бумаг рисковых рынков (в частности российских).

Нет сомнения в том, что решение Standart & Poor’s оживит антиамериканские настроения, в частности, в России. Здесь есть немало любителей примерить на американские госфинансы костюмчик МММ. Формально признаки пирамиды действительно налицо. Но это как раз тот случай, когда размер имеет значение. Можно сколько угодно говорить о двойных стандартах в экономике, о паразитировании на роли доллара как мировой валюты номер один, о неправомерности однополярного экономического мира. Но экономика цинична, в ней 51% капитала запросто оказывается ста процентами, а 49% легко могут скукожиться до нуля — уж нам-то в России это известно доподлинно. Факты — упрямая вещь, а они свидетельствуют о том, что хотя одним из поджигателей последнего кризиса явился Алан Гринспен, возглавлявший в 2008 году ФРС США, в чем он и сам успел покаяться, признав ошибочной проводившуюся политику сверхдешевых долларов, в разгар кризиса да и теперь именно доллар и американские активы, а вовсе не остров Русский стали прибежищем капиталов. А доверие в экономике — это не что-то экзистенциальное, это и есть кредит со всеми его атрибутами.

Не случайно вице-премьер, министр финансов Алексей Кудрин буквально за день до решения Standart & Poor’s заявил, что доллар еще надолго останется мировой валютой номер один. Такова объективная реальность, а значит, у США есть время, чтобы разгрести свои бюджетные проблемы.

Есть очаги кризисной напряженности, которые разожгла сама борьба с кризисом. Это прежде всего относится к рискам, с которыми сталкивается китайская экономика. Эти риски — холодный душ на разгоряченные головы тех, кто стал фанатом китайского пути, а число таких фанатов многократно увеличило триумфальное, как тогда казалось, прохождение Китая через испытания мирового экономического кризиса.

Китайская экономика и в самом деле стала локомотивом мировой экономики, на которую с надеждой оглядывались отовсюду. На первый взгляд, Китай блестяще справился: его экономика не только не обвалилась в кризис, но и продемонстрировала убедительный рост — почти 9% в 2008-м и 9,2% в 2009 году. На самых авторитетных форумах, включая Давосский, эксперты, в том числе и отмеченные Нобелевскими премиями по экономике, заговорили о том, что в посткризисной эре Китай может стать законодателем экономических мод, в том смысле что его альтернатива либеральной экономической модели будет повсеместно востребована. Триумф Китая был подтвержден тем, что в прошлом году он официально стал второй экономикой мира, обогнав Японию и пропустив вперед только США.

И вот холодный душ. Сегодня не только международные наблюдатели, но и сами китайские экономисты признают, что гигантские средства, закачанные в экономику в антикризисных целях поддержания внутреннего инвестиционного спроса (кризис прежде всего ударил по китайскому экспорту), привели к риску финансовых пузырей. Не случайно следующая пятилетка признана в Пекине “пятилеткой качества”, характеризуется она, в частности, существенным — до 7% в год в среднем за пятилетку — снижением темпов роста ВВП. Это означает осознание риска перегрева экономики и попытку его предотвратить. Но опасность сохраняется.

Перерасход денежных средств уже сказался, причем многократно, и в Евросоюзе. Призрак дефолта бродит по целой группе стран, попеременно материализуясь то в Греции, то в Португалии, то в Ирландии, то в Испании. Не исключено, что акции по спасению затронутых призраком экономик пойдут по второму кругу. При этом ни для кого не секрет, что спасательные операции дорого обходятся экономическим лидерам ЕС — Германии и Франции, ограничивая возможности оживления их экономик, также пострадавших от кризиса. Так что это тлеющий очаг кризиса, представляющий также угрозу для валютного союза европейских стран.

Если решение Standart & Poor’s сенсационно, то ко всему, что говорилось про европейские и даже отчасти китайские проблемы, уже выработалось определенное привыкание. А когда нет остроты восприятия, нет и ощущения опасности.

Но это не значит, что нет и самой опасности. Тем более не работает и явно устаревший аргумент “мы здесь, а они там”. Падение китайских заказов тут же скажется на котировках рынков прежде всего металлов, которые упадут; любые трещины ЕС тут же сказываются на валютном рынке, а от него напрямую зависит и рынок нефти, к которому, как раб к галере, прикован рубль. Так что лодка одна на всех, и дистанция от Великой Китайской стены до покупательной способности кошелька российского пенсионера гораздо короче, чем кажется.

К тому же в непогашенный костер кризиса подбрасываются свежие дрова. Это арабские революции и японская катастрофа.

Если даже абстрагироваться от предшествовавших факторов реанимации кризиса и сосредоточиться только на арабском и японском, этого оказывается более чем достаточно, чтобы показать те экономические угрозы, которые возникают не перед Страной восходящего солнца и не под зеленым знаменем пророка, а непосредственно перед российской экономикой.

Сюжет складывается просто детективный. Интрига начинается с того, что рост цен на нефть — это козырь для российской экономики. Так было всегда. Однако теперь рост цены нефти, даже существенный, оказывается не козырным тузом, а почти шестеркой. Как иначе расценить последний прогноз Минэкономразвития, совместивший то, что еще совсем недавно казалось совершенно несовместимым: цена нефти выросла, а общий показатель ВВП остался без изменений?

Хочется крикнуть: измена! Конечно, не Эльвиры Набиуллиной, а нефти. А ее измена случилась, увы, вовсе не потому, что Россия избавилась наконец от нефтяной зависимости. Все гораздо хуже: доходы от растущей в цене нефти исчезают бесследно. Нет, конечно, кое-где их следы можно обнаружить, но, свидетельствует Минэкономразвития, на главном синтетическом экономическом показателе — росте ВВП допдоходы не сказываются.

Как хотите, а по-моему, в ведомстве Набиуллиной написали революционную прокламацию. Российская экономика, обремененная госкомпаниями, чиновниками и коррупцией, прямо демонстрирует в этом документе свою вопиющую неэффективность.

Но, повторяю, это только начало. Если при растущих ценах на нефть российской экономике лучше не становится (в том смысле, что ее не становится больше), то что же будет, когда цена нефти остановится или и вовсе пойдет вниз?

Надежда на то, что такого не может быть — арабы постараются, есть, но именно японская катастрофа показывает, насколько эта надежда призрачна. Катастрофа скажется на мировой экономике. И дело не только в японском ВВП, который в 2011 году, как уже посчитали в Токио, не вырастет, а снизится, хотя, как надеются японцы, незначительно. На японскую экономику, пусть уже только третью в мире, завязаны другие экономики. Приведу лишь один пример. Когда в марте после удара стихии сократилось производство на японских автомобильных заводах, выяснилось, что там производят не только машины японских марок, но и значительный спектр запчастей и комплектующих для General Motors, Ford, PSA Peugeot-Citroen, Renault-Nissan и Volkswagen. То есть удар был нанесен не по одной Японии. В марте, кстати, прозвучало предупреждение, что, если приостановка автопроизводства в Японии сохранится, общемировое производство автомобилей, по оценке IHS Consulting, может сократиться на 30%. К счастью, теперь можно уверенно сказать, что этого не произойдет, но этот пример наглядно иллюстрирует: падение производства в Японии скажется не только в Японии.

Теперь вопрос: к чему может привести сокращение мировой экономики в результате японской катастрофы? Правильно: к падению спроса на нефть и к снижению ее цены. К тому же нынешние высокие цены на нефть и сами по себе, увеличивая издержки производства, являются фактором сокращения мирового производства и в конечном счете падения спроса на нефть вместе с ценами.

Значит, век сверхвысоких цен на нефть недолог. А когда он неминуемо закончится, перед российской экономикой с ее непомерными госрасходами и общей неэффективностью возникнут новые барьеры. И новая материализация призрака кризиса.

Остается только удивляться тому, что об опасности возвращения мирового кризиса во весь голос и в официальных кабинетах говорят в самых разных столицах, а в Москве предпочитают отмалчиваться. Это совсем не тот случай, когда молчание — золото.